* * *
Когда он открыл их вновь, то смотрел в лицо сэра Гилберта Талбойза, мужа своей матери. Откуда тот, черт подери, взялся? И куда делся шлем? Сэр Гилберт ему нравился, поэтому он попытался улыбнуться. Но лицо, похоже, плохо его слушалось.
– Встать можешь, Генри? Его величество король приближается.
В голосе сэра Гилберта слышалась тревога, которая проникала даже сквозь шум в ушах Генри. Сумеет ли он подняться? Генри не был уверен. Болело все тело, хотя казалось, он ничего не сломал. Короля едва ли порадовало то, что Генри выбили из седла, а то, что он продолжит валяться в грязи, порадует его еще меньше. Стиснув зубы, Генри позволил сэру Гилберту усадить его, а затем с его помощью и с большим трудом встал на ноги.
Генри пошатнулся, но устоял, даже после того, как его перестали поддерживать чужие руки. Перед глазами все поплыло, затем зрение сфокусировалось на короле – в роскошном красном бархате и золотой парче он шествовал с трибуны. Генри отчаянно попытался собраться с мыслями. Он был не в чести у отца с тех пор, как очень неразумно дал всем знать, что считает королеву Екатерину единственной подлинной королевой Англии. Отец вперые решил заговорить с ним с того момента, как связался с той лютеранской шлюхой. Даже спустя три года французский двор гудел от историй о ее старшей сестре, Мэри, и Генри не мог поверить, что его отец в самом деле посадит Анну Болейн на трон.
К несчастью, король Генрих VIII именно так и поступил. Генри благодарил Бога за то, что доспех не давал ему опуститься на одно колено – он сомневался, что сумеет подняться или, если уж на то пошло, контролировать падение. Он поклонился как смог и принялся ждать, пока король заговорит:
– Ты держишь щит слишком далеко от тела. Держи его ближе, и тогда противник не сумеет провести копье за него. – Королевские пальцы, усыпанные золотом и бриллиантами, подняли его руку и прижали к его боку. – Держи вот так.
Генри все же поморщился, когда край латного налокотника уперся в особо чувствительный синяк.
– Тебе больно?
– Нет, сир.
Если он признается, что ему больно, это ему никак не поможет.
– Ну, если не болит сейчас, будет позже. – Король издал гортанный смешок, затем рыжевато-золотистые брови сошлись на переносице, король зыркнул глубоко посаженными глазами-пуговичками. – Нас расстроило ваше падение.
Следующая его реплика будет очень важной. Генри облизнул губы. По крайней мере, с блефом в духе короля Хэла он мог легко разобраться.
– Мне жаль, сир. Хотел бы я, чтобы на моем месте были вы.
Грузное лицо опасно покраснело.
– Вы желаете видеть своего монарха выброшенным из седла?
Люди в непосредственной близости смолкли, придворные перестали дышать.
– Нет, сир, поскольку если бы в моем седле оказались вы, то на земле был бы сейчас сэр Джон.
Король Генрих повернулся и посмотрел на турнирную арену, где стоял сэр Джон Гейдж, мужчина на десять лет младше короля и на пике силы. Король засмеялся.
– Ха, ты прав, парень. Но жених не участвует в турнирах, чтобы не сломать свое копье.
Генри пошатнулся, когда король шутливо похлопал его по спине, и наверняка бы упал, если бы сэр Гилберт его тайно не поддержал. Он смеялся с остальными, поскольку король пошутил. И хотя он был рад снова оказаться в фаворе, все, о чем он мог думать, – это оказаться в горячей ванне и залечить свои синяки.
* * *
Генри поднял руку.
– Возможно, немного худее, но все того же оттенка.
Он поиграл мышцами и поморщился, когда кожа на одной из заживших ссадин натянулась. Раньше подобные травмы заживали неделями, порой месяцами – теперь достаточно было дней.
– И все же хороший турнирный доспех вчера не помешал бы.
Прошлой ночью… Он выпил у Вики и ее друга больше крови, чем обычно выпивал за месяц. Она спасла ему жизнь, едва не пожертвовав собой, и он был благодарен, но в результате возникали новые сложности. Которым придется подождать до тех пор, пока он не разберется со старыми.
Он застегнул наручные часы. 20:10. Возможно, Вики позвонила, пока он принимал душ.
Нет.
– Отлично. Норман Бедуэлл, Йоркский университет и «я тебе перезвоню». Так перезвони уже.
Генри прожигал телефон взглядом. Не было ничего хуже ожидания, когда он знал, что гримуар где-то там и им скорее всего воспользуются.
Он оделся. 20:20. По-прежнему никаких звонков.
Телефонные справочники хранились в кладовке в коридоре. Он вытащил их на всякий случай. Никакого Нормана Бедуэлла в них не нашлось. Там вообще не было Бедуэллов.
Из-за ее сообщения он никуда не мог пойти. Она рассчитывала на то, что он будет дома, когда она позвонит. Генри не мог собственноручно отправиться на поиски. К тому же в этом не было никакого смысла, раз Вики подошла к разгадке так близко.
20:56. Он собрал практически все осколки стекла. Зазвонил телефон.
– Вики?
– Пожалуйста, не вешайте трубку. Вы разговариваете с комп…
Генри с такой силой бросил трубку на рычаг, что пластик треснул.
– Черт!
Он быстро набрал ее, прослушал сообщение на автоответчике в третий раз за вечер – оно не сказало ему ничего нового, – затем повесил трубку, на этот раз аккуратнее. Но, судя по всему, кроме корпуса, ничего не пострадало.
21:17. Металлолом, который некогда был телевизором и кофейным столиком, стоял на лестничной площадке, ожидая, когда его отнесут в мусороприемник. Генри не знал, что делать с софой. Если честно, ему было плевать на софу. Почему она не звонит?
21:29. На ковре остались пятна, а дверь на балкон по-прежнему отсутствовала, хотя Генри загородил отверстие куском фанеры, но в остальном он уничтожил следы битвы в квартире. У него не осталось никаких механических занятий, чтобы отвлечься от мыслей. И почему-то он никак не мог перестать думать о сломанном женском теле, свисающем с крюка.
– Черт побери, Вики, да позвони уже!
Пустое пространство на книжной полке привлекало его взгляд, а чувство вины, которое он все это время сдерживал, осаждало баррикады. Гримуар принадлежал ему. Ответственность лежала на нем. Если бы он был сильнее. Если бы он был быстрее. Если бы он был умнее. С его-то опытом в четыреста пятьдесят лет он должен был обыграть одного одинокого смертного, у которого не имелось и десятой части того.
Он грустно посмотрел на город внизу.
– Мне следовало…
Он так и не закончил фразу. Он не мог повести себя иначе. Даже если бы он по-прежнему верил в то, что убийца – это брошенный ребенок-вампир, даже если бы Вики не наткнулась на него, когда он склонился над трупом, даже если бы он не решился ей довериться, он все равно бы проиграл вчерашнюю битву с демоном и потерял бы гримуар. Все, что он мог сделать иначе, – это уничтожить гримуар, когда он впервые заполучил его, в 1800-х, и, если честно, он не был уверен, что сумел бы уничтожить его – ни тогда, ни сейчас.
