— «Единство»?
— Перед штурмом ты сообщил о том, что за нами следят. Авгуры по-прежнему это фиксируют?
— Нет. Но, возможно, кто — то теперь ведет себя умнее. Мы ведь отвлеклись на некоторое время…
— Пожалуй. Или они просто очень далеко.
— Если так, нам тем более следует проявить любопытство.
Хан убрал в ножны длинный меч, не пригодившийся в этом сражении. С тех пор как его отковали, чогориец редко применял клинок, сохраняя оружие только для достойных врагов.
— Наверное, ты сам тут справишься? — спросил примарх.
Командир кэшика в последний раз окинул взглядом блоки капсул, мерзкие устройства извлечения жизненной сути и отвратительные трупы пожирателей душ.
— Все разрушим, — с чувством пообещал он.
— Не оставьте ни одного целого камня, — поддержал Джагатай, шагая по вытянутому нефу. — И не оставьте никого в живых.
— Наше первое единоличное завоевание, Каган, — сказал ему вслед Цинь Са. — Мы вышли из тени других. Есть повод для гордости, не так ли?
Хан продолжал идти.
— Еще нет, — буркнул он, утопая по лодыжки в крови и грязи. — Даже близко нет.
Пожары затухали долго. Хотя солнце Хоада уже зашло, разница в освещении почти не ощущалась из — за плотной пепельной завесы в атмосфере.
Имперцы отыскали, захватили и снесли каждый город нефилимов. Поисково-истребительные команды Белых Шрамов отправились в гущу окутанных паром джунглей, сопровождаемые звеньями самолетов авгурной разведки. Когда последние пустотные корабли чужаков разлетелись на куски под мощным огнем, эскадры легионных фрегатов углубились в пространство системы, чтобы выловить остатки неприятельских сил и взять под охрану точки Мандевиля.
Громадные туши ксеносов перевозили в зоны кремации и сжигали целыми грудами под тщательным наблюдением апотекариев-эмчи и флотских технопровидцев. Изначальные надежды на то, что удастся освободить значительное количество рабов, так и не сбылись, ибо большинство людей пострадали настолько, что не подходили даже для переработки в сервиторов. Невольников собрали в длинные мрачные шеренги и подвергли эвтаназии, а тела испепелили на тех же массовых погребальных кострах.
Такая отвратительная работа вызвала локальные вспышки неповиновения в полках Имперской Армии, и к Хану обратились с предложением покарать недовольных, но он отказался.
«Достойные люди, — сказал примарх Гияхуню. — Пусть возвращаются на свои корабли. Перепоручи дело легиону».
С того момента армейские подразделения начали понемногу выводить с передовой, группировать и перевозить на ждущие их орбитальные транспорты. Ликвидацию заканчивали воины орду, которые лучше подходили как для продвижения по хранилищам и жилым модулям, усеянным минами-ловушками, так и для выполнения безрадостной задачи по геноциду рабов.
Впрочем, горстку невольников все же спасли. К ним относились люди, недавно доставленные на Хоад; некоторых даже вытащили из грузовых машин нефилимов, так и не добравшихся до часовен сопереживания. Есугэй неутомимо выискивал их, стараясь избавить как можно больше жертв от братской огненной могилы. Наиболее здоровых затем опросили, и архивисты легиона, записав их сбивчивые ответы, подготовили реляции для отправки на Терру.
Одного из уцелевших, мужчину по имени Илияс, сочли достаточно крепким для встречи с Каганом. Нахождение в присутствии одного из примархов могло вызвать неадекватные реакции даже у нормального человека, поэтому вначале немногие надеялись, что выживший сумеет что — либо прояснить. После лечения, однако же, физиологические показатели Илияса почти вернулись к норме, и сам он не возражал против беседы со своим освободителем. В итоге Таргутай привел его на аудиенцию, которая состоялась в руинах вспомогательной часовни сопереживания на некотором удалении от горящего центрального комплекса.
Сняв шлем, Хан прицепил его к броне и скрестил руки на груди. Илияс, стоявший перед Каганом в окружении стражей из легиона, выглядел неописуемо жалко — исхудалый, сгорбленный калека с запавшими глазами.
— В каком мире ты родился? — начал Джагатай.
Мужчина смотрел на него, временно утратив дар речи от благоговения. Примарх ждал.
— Мой родной мир… Пелессар, господин. Пелессар.
Хан покосился на Есугэя:
— Пометь для проверки. — Он снова повернулся к съежившемуся человеку. — Что тебе известно о твоих похитителях?
На лице Илияса мелькнула улыбка — нервная, предательская гримаса страха, или чувства вины… или же восхищения.
— Похитители? Вы хотите сказать, господин… Не знаю, они ведь не…
— Нефилимы. Великаны.
— Ах, ангелы. — Мужчина широко ухмыльнулся, словно не сдержавшись. — Наши ангелы.
Каган заметно напрягся.
— Ты мог бы оказаться в одном из таких мест, — сказал он, жестом показав вокруг.
Илияс тревожно взглянул на разбитые капсулы извлечения, многие из которых еще сочились кровью и смазкой для разъемов в телах.
— Мы… верили. — Он пришел в замешательство. — Не знаю почему. Мне… сложно!
Джагатай не отводил от него темных глаз, как будто взгляд примарха мог проникнуть в недра поврежденного разума человека.
— Ты видел, что они сотворили здесь.
Мужчина кивнул.
— И ты не разгневан?
Илияс покачал головой:
— Они учили нас, что…
— Они питались вами.
— А разве есть для людей судьба лучше, чем накормить собою богов? — сдавленно усмехнулся смертный.
Вздохнув, Хан повернулся к Есугэю. Грозовой пророк о чем — то размышлял.
— Понял, какой урок нам тут преподают? — чуть ли не обвинительно спросил Джагатай.
— Весьма незамысловатый, — ответил Таргутай.
— Видимо, Малкадор считает нас глупцами.
— И все же напоминание о врожденной слабости людей…
— Тебя должно оскорблять, что Сигиллит вообще так поступил. — Каган шевельнул пальцем, и Илияса увели прочь. Тот по-прежнему сконфуженно улыбался. — Это ничего не меняет.
Есугэй выглядел менее уверенным, однако смолчал.
Наконец примарх резко опустил руки. Обретя свободу, его латные перчатки, как всегда, потянулись к эфесу клинка.
— Ускорь зачистку, — проворчал Хан, разворачиваясь. — Пора двигаться дальше.
Белые Шрамы покинули высокую орбиту Хоада через семь местных суток — примерно девять дней по терранскому стандарту, — оставив нетривиальные труды по приведению мира к Согласию трем союзным дивизиям Имперской Армии. Их командующий, опытный генерал по имени Таргон Класк, поначалу возражал, предполагая, что подобную задачу должен выполнять экспедиционный флот в полном составе на протяжении нескольких недель. Впрочем, после того, как к офицеру направили Хасика, который передал личное волеизъявление Кагана, протесты быстро сменились подготовкой к разделению группировки.
