Мимо воинов мелькали высокие окна со свинцовыми перекладами и средниками, и в каждом из них виднелся кусочек немыслимой громады снаружи: одна над другой вздымались крепостные стены, сияя белизной в горном воздухе. Дворец называли «бесконечной стройкой» — миллиард техномастеров повседневно трудился над тем, чтобы превратить горные вершины в храмы духа и разума, памятники Объединению, способные простоять до конца времен. В те дни безупречность парапетов нарушали не пушки, а знамена и пропагандистские картины, ибо война покинула терранские небеса целую жизнь назад. Теперь она пылала на черном своде далекого космоса.
— Он взирает на неосязаемую бесконечность, — злобно произнес Каган, — но мы — то телесны, из крови и костей!
Спутники не отозвались. Воины не удостаивали окружающую роскошь и взгляда: оба смотрели только вперед, их загорелые лица казались застывшими. Их объединяли и длинные зигзаги ритуальных шрамов на щеках, изображающие молнию — возжигательницу бескрайних травяных равнин. Бойцы понимали, что повелитель обращается не к ним. Хан всегда так вел себя в ярости — гремел словами, словно горная буря.
— Мудрецы говорят: не презирай орудия свои, — продолжал он. — Не презирай секущий клинок, не то он вскроет твои жилы!
Впереди возник очередной зал — еще одна необозримо широкая палата, так же пышно обставленная и столь же безупречно чистая. Усыпанные самоцветами дроны-курильницы разлетались с дороги примарха, стараясь набрать высоту на подвывающих грав-пластинах.
Однако Кагану пришлось остановиться. Несколько людей преградили ему путь. Их было больше тридцати: некоторые из них, как и примарх, носили доспехи — различные варианты модели «Крестовый поход». На других он увидел полевую форму Имперской Армии: короткие, туго застегнутые куртки с высокими воротниками и полуплащи из пуленепробиваемой ткани. Еще несколько кутались в длинные одеяния чиновников.
Джагатай-хан жадно оглядел их всех, словно перед атакой, и безотчетно сжал огромный кулак в серовато-белой латной перчатке. Члены делегации разом отшатнулась — независимо от чинов или подготовки смертных, они с трудом смотрели в глаза примархам. Если же те гневались, то мало кто мог перед ними устоять.
— Кто вы, дерзкие люди? — требовательно спросил Каган.
Большинство из них промолчали. Кое — кто, похоже, утратил дар речи. Лишь один человек сумел встретить взор Хана, и то с тревогой, как будто боялся навлечь на себя весь гнев стихии.
— Если господину будет угодно, — начал он, — то его корабль готов.
Этот мужчина, пожилой и морщинистый, но не дряхлый, обладал крепким телосложением и тугими мышцами, скрытыми под парадным мундиром адмирала Космофлота. Несомненно, в обычных условиях он выглядел бы весьма внушительно, и многие люди беспрекословно выполнили бы любой его приказ. Вероятно, он командовал армадой звездолетов и видел немало планет, окруженных ореолом пустотной битвы. Однако в тот краткий миг, глядя в лицо одному из сынов Императора, человек казался шестнадцатилетним кадетом на первом назначении.
— Какой еще корабль? — набросился на него Каган.
— Выбранный для вас.
— Без моего ведома? — Хан кисло улыбнулся Хасику. — Лучше бы ему оказаться хорошим.
Флотоводец сглотнул слюну.
— Он лучший, господин. Самый лучший. Тип «Глориана».
— Такие слова для меня пустой звук.
— Возможно, тогда… — Адмирал отвел взгляд. — Возможно, тогда вам стоит посмотреть самому.
Не успела эта фраза слететь с губ мужчины, как он побледнел. Отступив на шаг, флотоводец съежился, словно ожидая удара.
Каган не сводил с него глаз. Показалось, что воздух потрескивает, как перед грозой. В зале слегка потемнело. Примарх свел пальцы латной перчатки в кулак.
А потом, рассмеявшись, оглянулся на Гияхуня, и тот ухмыльнулся в ответ.
— Он думает, что я с него шкуру сдеру, — сказал Хан, обращаясь к генетическому отпрыску на хорчине, родовом наречии чогорийских талскаров.
— Только прикажи, Каган. Мой нож тупится без дела в этом навозном хлеву.
— Ха! Мы тут гости, и моему Отцу не понравится, если Его дорогие полы запачкают кровью.
Примарх вновь повернулся к адмиралу.
— Мне сказали, у меня есть войско. — Хан опять перешел на готик с сильным акцентом.
Вперед выступила какая — то чиновница, дородная толстощекая женщина, с короткой стрижкой и подбритым затылком.
— Готово к смотру, господин.
— Мне сказали, у меня есть советники.
Из толпы, шаркая ногами, вышел третий смертный — худой лысеющий мужчина с аутентической челюстью.
— Поможем вам когда угодно, господин.
Хасик поднял бровь.
— Нам никогда раньше не давали армию, — заметил он на хорчине. — Всё приходилось брать самим.
Джагатай холодно покосился на него:
— Вручая дар, любой человек ждет ответного подношения. А мы пришли сюда с пустыми руками.
— Да, и хозяева постоянно об этом напоминают.
Хан опять обернулся к флотоводцу:
— Итак, где корабль?
При всей солидности и величавости примарха, в его вопросе прозвучала некая увлеченность, лишь отчасти сдержанная необходимостью соответствовать высокому положению. Ему словно бы не терпелось увидеть древний клинок, предназначенный только для княжеских сыновей.
— В пустотном доке над Луной, господин, — сообщил адмирал. — Готов к инспекции в любое время по вашему выбору.
Каган еще несколько секунд внимательно изучал его.
— Кто прислал тебя? Малкадор? Мой Отец? Ты знаешь, что я иду от Него? Тебе известно, о чем мы говорили?
Мужчина что — то залепетал, но примарх только отмахнулся:
— Неважно. Указывай дорогу, мне нужно наполнить грудь воздухом почище. — Он оглянулся на Хасика. — А ты посмотри, что там за войско. Проверь, могут ли бойцы сражаться, или они такие же ленивые и немощные, как все прочее здесь.
Показав Гияхуню, чтобы тот следовал за ним, Джагатай вдруг помедлил.
— А где Есугэй? — спросил он.
— Изучает местность, — предположил Гияхунь, пожав плечами.
Ответ как будто повеселил Хана.
— Однажды он так попадет в беду. — Щелкнув пальцами, Каган подозвал флотоводца. — Идем. Покажешь мне корабль, которым так гордишься. И лучше бы поездка того стоила…
Воин стоял, вскинув подбородок, и глядел в узкое окно покоев. С другой стороны стекла какая — то птица скакала по каменному подоконнику. Легионер тихо наблюдал за ней. Наклонив голову, птаха повернулась к нему глазом-самоцветом. Пару секунд они пристально смотрели друг на друга.
Потом скрипнула дверь, прозвучал сигнал, извещающий о госте, и птичка упорхнула, хлопая крыльями.
