Ускорив вращение зубчатой ленты, Магон ударил топором поперек толпы, напиравшей на его щит. Одному из андроидов лезвие угодило прямо в лицо, и шлем центуриона обдало фонтаном искусственной крови. Геннцы воспользовались его временной слепотой: трое навалились на щит, пока остальные карабкались по спине и наплечникам.
Все еще ничего не видя из-за крови на линзах, Магон почувствовал, как несколько пар рук вцепилось ему в горжет в попытке разорвать уплотнитель и сорвать шлем. Капитан стряхнул их, но очередной враг прыгнул ему на плечи и обхватил голову. Вдруг чья-то бронированная перчатка сомкнулась вокруг черепа геннца, стащила его с центуриона и с хрустом шейных позвонков швырнула за стену щитов обратно в толпу.
Магон оглянулся на брата, который пришел ему на помощь. Воин носил совершенно новый доспех и совсем недавно отштампованное стандартное вооружение. Перед капитаном стоял инициат, только-только вознесенный над простыми смертными.
— Рад встрече, брат Саликар, — коротко кивнул Магон. — Благодарю тебя.
— Это честь для меня, центурион, — ответил молодой Пожиратель Миров.
Со скрежетом прижав болтер к плечу, он выпустил очередь в группу геннцев, которые взобрались на груду погибших родичей и готовились прыгнуть на щиты. Врагов отбросило назад, и в следующий миг их тела лопнули в облаках желтой крови и обрывков одежды.
Борясь за каждый метр, Несломленные освободили достаточно места, чтобы приземлились первые танки.
Спины воинов окатила волна жара из тяжелых турбин медленно спускающегося челнока. Угловатый корабль приземлился на посадочные опоры, которые глубоко вошли в покров устилавших землю тел.
Огромная створка грузового корабля дрогнула. Гидравлические поршни сжались, и на землю со стуком опустилась рампа. Из темноты отсека вырвались лучи прожекторов и донесся хриплый рокот прометиевого мотора. В проеме показались воинственные угловатые корпуса тяжелых танков легиона во главе с колоссальным «Свирепым клинком», который съехал по аппарели на площадку, расчищенную Магоном.
Из башни «Свирепого клинка» показался командир танка и принялся обстреливать толпу из болт-пистолета. Магон передал свой щит Саликару и велел тому занять место в фаланге, а сам вместе с Астакосом поспешил к массивной боевой машине.
— Кептра. — Ветеран негромко рассмеялся, узнав командира танка, и искоса взглянул на Магона. — Красный центурион, наш спаситель.
— Слава примарху, Кептра, — воскликнул Астакос, — что тебе все же наскучило праздно наблюдать за боем с орбиты!
— Радуйся, что мы вообще прилетели. — Кептра извлек пустой магазин и вогнал на его место новый, последний, остававшийся у него на поясе. Дослав снаряд в патронник, он вновь обстрелял толпу с башни. — Мы несколько раз пробовали приземлиться. Если думаешь, что здесь все плохо, тебе стоит взглянуть на космопорт. Врагов там столько, что не видно земли.
— Тебе пора в бой, — сказал Магон и скривился, когда увидел, сколько времени осталось на хронографе.
Кептра постучал по броне, и наводчик прицелился из сдвоенной ускорительной пушки. Орудие выстрелило с громоподобным раскатом. От отдачи могучая машина содрогнулась на тяжелых гусеницах. Посреди толпы геннцев вспух огненный шар, на месте которого образовалась пылающая воронка шириной несколько метров, куда дождем обрушились оторванные конечности и обрывки тел.
— Продолжай стрелять, — велел центурион, спускаясь с брони «Свирепого клинка» на землю. — Уничтожай все, что видишь.
— Мощная машина! — восхитился Астакос.
— Верно, — согласился Магон по дороге к остальным танкам. — Жаль, что их не было с самого начала.
Позади «Свирепого клинка» один за другим шли пара «Вихрей» типа «Деймос». Пусковые ракетные установки на крышах угловатых РСЗО предназначались для обстрела противника с больших расстояний, зачастую из-за пределов видимости. Но здесь машинам придется вести смертоносный залповый огонь почти в упор.
Центурион подошел к технодесантнику, управлявшему первым «Вихрем».
— Заряжайте противопехотные! — приказал он командиру. — Зажигательные «Кастеляны».
Пожиратель Миров кивнул и исчез в люке.
Ракетные установки вздрогнули, когда заряжающие механизмы подали в них снаряды, а затем с гудением запрокинулись вверх. Битва кипела так близко к орудиям, что турели пришлось поставить едва ли не в вертикальное положение. Воздух сотряс оглушительный грохот, и все вокруг заволокло дымом, когда с установок на тонких шлейфах реактивного выхлопа сорвались ракеты. Взмыв к самому небу, они по узкой дуге ринулись вниз.
Реактивные снаряды разорвались в метре над головами геннцев. Боеголовки детонировали с оглушительными хлопками, затапливая землю пылающим прометием. Искусственных людей поглотил огненный смерч.
Их тела плавились, рассыпались в пепел и испарялись розовато-желтым дымом. Под рассеявшейся дымовой завесой показалась блестящая, спекшаяся в стекло почва, усыпанная обожженными останками и обрывками разноцветной ткани.
После более тридцати часов непрерывных боевых действий путь в город был открыт. От линии фронта до самой Малкойи пролегли широкие многометровые просеки. Магон рванулся к столице. Стена щитов вокруг него распалась, когда Пожиратели Миров во весь опор устремились вслед за центурионом, спеша воспользоваться неожиданным преимуществом. Сабатоны захрустели по ковру из землисто-черного стекла, оставшегося после снарядов «Вихрей». В воздух взвились пыльные облака. Лицо Магона, бегущего рядом с Астакосом, Оронтом и Ганноном, перерезала свирепая ухмылка. До ворот оставалось совсем немного. Победа была у легиона в руках.
Капитан не услышал сигнала, зазвонившего в шлеме. Он обратил на него внимание только тогда, когда Пожиратели Миров вокруг него замедлили шаг, а затем и вовсе остановились.
7
Ноль на хронометре ударил с силой титана, рухнувшего сквозь облака на землю. Красные цифры на ретинальных дисплеях резанули каждого Пожирателя Миров на Генне больнее любого клинка. В умах тысячи воинов-постлюдей пронеслось одно-единственное слово:
«Провал».
Магон так сильно прикусил губу, что по подбородку заструилась кровь. Распростертый перед ним безногий геннец глядел все с тем же жутким спокойствием в глазах. Существо слегка улыбалось даже с сожженной половиной лица, как будто последние часы все они занимались чем-то другим, нежели взаимным истреблением, превратившим землю под ногами в кровавую вязкую трясину.
Рассудок изменил Магону, его охватила жгучая ярость. Он отбросил топор и серпенту, накинулся на улыбающегося геннца с кулаками и бил, пока визор полностью не залило оранжевой кровью, пока на месте головы врага в выжженной земле не осталась воронка с вколоченными в дно остатками черепа.
— Центурион!
Он обернулся на голос. Астакос, благородный, несгибаемый Астакос. Магон ощутил, как ярость в груди распалась на холод и прах, когда братья помогли ему встать.
