Откуда-то издалека доносятся выкрики. Голоса не принадлежат чудовищам — они звучат ниже и больше напоминают голос самого ребенка, когда он с отчаянным кличем проламывал охотникам черепа. За метелью вырисовываются неясные формы. Когда они подходят ближе, ему по глазам ударяет луч ослепительного света.
Мальчик швыряет камень, и свет гаснет с резким треском и звоном осколков. Крики становятся громче. Фигуры, выступившие на открытую местность, походят на мальчика, только выше ростом и одеты в густые меха. Руками в перчатках они сжимают странные серебристые трубки, нацеленные прямо на него.
Мальчик вскрикивает, когда в его тело вонзается множество игл. Нечто, попавшее в кровь, наливает конечности свинцом и застилает пеленой зрение. Оглушенный грохотом собственного сердца, он пытается устоять на ногах, но вдруг его опутывает тяжелая сеть. Мальчик падает в снег, и его толпой окружают переругивающиеся люди.
Он не сдается, пытается разорвать толстые нити, но в него снова вонзаются иглы, и зрение сужается, подобно закрывающимся створкам.
— Тетис? Тет…
— …Тетис? — Вориас смахнул кровавые слезы и встал на колени рядом с молодым лексиканием.
Остальные братья все еще пошатывались, приходя в себя после сильнейшего напряжения воли, которое потребовалось им, чтобы погрузить Ангрона в забытье. Объединив свои разумы и псионические силы в воплощение, названное Единством, библиариям пришлось заглянуть в истерзанный разум отца и найти в его памяти событие, которое помогло бы им ввести примарха в бессознательное состояние и остановить яростный припадок.
Вориасу пришлось обратить против Ангрона одно из его собственных воспоминаний о том времени, когда примарха пленили и лишили сознания, и заставить его организм поверить, будто это произошло с ним сейчас. Тетис слишком пристально вгляделся в память отца. Коснувшись мыслями разума младшего товарища, Вориас понял, что тот не сумел оттуда вернуться.
Не все библиарии поднялись после разрыва единения. На палубе Зала побед оставалась лежать почти треть собрания псайкеров — бездыханные воины без остатка пожертвовали ритуалу свою жизненную силу. Тетис не умер, но терял кровь и бился в судорогах о настил Зала побед.
Вориас влил свои мысли в младшего брата. Сознание лексикания оказалось отрезанным от его материального тела, но сила осталась при нем. Дар псайкера — смертоносное оружие, требующее постоянного контроля и смирения. Если нет воли, способной удержать эти силы, то рано или поздно они вырвутся на свободу и нанесут чудовищный вред всему, что есть вокруг. Остальные старшие члены ордена, несмотря на безмерное утомление, собрались вокруг Вориаса, чтобы помочь ему сдерживать дар Тетиса, пока он окончательно не вышел из-под контроля.
Когда рядом раздались чьи-то громыхающие шаги, Вориасу пришлось отвлечь часть своего сознания в материальный мир. Перед его глазами предстал увенчанный гребнем шлем центуриона, глядящий на него бесстрастной маской. Воина целиком покрывала кровь: высохшая в коричневую корку сукровица геннцев, поверх которой алела кровь легионеров, истребленных Ангроном.
— Что… — начал Магон, но запнулся, выдав свое изнеможение после жестокой схватки с примархом. Он стянул шлем, обнажив побледневшее напряженное лицо. — Что с ним, Вориас?
— Мы создали Единство, — ответил псайкер. — Так мы смогли остановить отца. — Он указал на тела библиариев, лежащие вокруг. — Многие ради этого погибли, но Тетис выдержал. Его разум, однако, пребывает в двух местах одновременно — между телом юноши и разумом Ангрона.
Тетис встрепенулся, его руки и ноги затряслись. Губы шевелились в беззвучном шепоте, глаза лихорадочно двигались под закрытыми веками. Меж кончиков пальцев змеились крошечные серебристые молнии, которые тут же испарились, стоило Вориасу приложить ладонь к груди молодого лексикания.
— Как мы можем помочь ему? — спросил центурион.
Вориас моргнул от спекшихся в корку кровавых слез.
— Я не знаю, Магон. Такого раньше никогда не случалось. Я не могу просто сплести какое-нибудь заклятье и вернуть его душу в тело.
— Он представляет опасность? — Рука центуриона скользнула к волкитной серпенте.
— Нет. — Вориас покачал головой, и даже от такого незначительного движения у него перед глазами все поплыло. — Нет, мы сдержим его силы. — Библиарий вздохнул. — Считай, что разум Тетиса потерялся в море. Мы будем присматривать за его телом и усмирять дар, пока душу не прибьет к берегу.
Магон присел на корточки и провел ладонью по лицу. Он оглядел Зал побед, где разбитое братство пыталось привести себя хоть в какой-то порядок. Легионеры избегали полубога, распростертого на палубе посреди тел сыновей, убитых его рукой.
— Мы перевезем его на «Песий клык», — вставая, произнес центурион, и его изодранный плащ звякнул о настил. — Там ему ничто не грозит. Ты можешь отправиться с нами.
— Да, — кивнул Вориас. — Я буду присматривать за ним.
Часть вторая. ЗАБЫТЫЕ ИСТИНЫ
Я слышал расхожее мнение, что Двенадцатому нельзя доверять. Оно, разумеется, в корне неверно: ошибка тех, кто не видит разницы между доверием и контролем. В пределах собственных заблуждений они правы. Нас нельзя посадить на поводок: нельзя было до появления Ангрона, и уж тем более нельзя после него. Истинное доверие измеряется пониманием характера того, чьей помощи ищешь. Добиться его отнюдь не сложно — как довериться для сжигания чего-либо огню. С этой стороны наш легион предстает в наивысшей степени достойным доверия. Ибо где бы Пожиратель Миров ни находился в бескрайних просторах Галактики, можете не сомневаться, что он занят одним из двух — ведением войны либо подготовкой к ведению войны.
Галан Сурлак,
апотекарий XII легиона
10
Тетис глядит глазами мальчика, очутившегося на арене в числе сотни людей. Все они носят изорванные лохмотья, у многих запястья и лодыжки скованы железными браслетами от кандалов. Их плоть испещряют рабские клейма, нанесенные совсем недавно, воспаленные, еще до конца не зажившие. Некоторые переминаются с ноги на ногу и опасливо оглядываются, перешептываются испуганными голосами, но большинство запрокидывают голову к вершине гигантской ступенчатой пирамиды из металла, у которой все и толпятся. В поверхности изношенных железных ступеней мальчик замечает каждую трещину и ямку.
Оглушительный рев бьет по рабам с многоярусного амфитеатра за высокой каменной стеной, где на скамьях сидит огромная толпа зрителей. В воздухе над ареной парят причудливые металлические сферы размером почти с торс мужчины. Они жужжат, пощелкивают и переговариваются друг с другом на том же языке, на котором говорили пленившие мальчика люди, но, в отличие от низких грубых голосов охотников, летающие устройства звучат пискляво, высокомерно и вздорно.
Из динамиков по периметру арены трубят сирены, и зрители разражаются радостными воплями. Спиралевидные заслонки на шлюзах, встроенных в стены, разворачиваются, и на арену водопадами изливается резко пахнущая жидкость. Острый смрад щиплет ноздри. Мальчик замечает дымок, клубящийся над жидкостью, пока она постепенно затапливает арену.
