Он произнес «очень интересно» как будто это было «суше пыли», но, очевидно, он был слишком милым, чтобы выразиться прямее.
Милым? Она решила обдумать это еще раз.
Нет. Слово «милый» с ним не ассоциировалось. Опасный, разрушительный, взрывающий ее жизнь – вот каким он был, никак не «милым».
– Это тихая работа, по крайней мере, в моем уголке музея. – Милый. Боже. У этого человека было оружие. Должно быть, она сошла с ума.
– Ты все еще ездишь в Рэббит Вэлли каждым летом?
– Нет. Полевые работы не моя сильная сторона. Мне нравится исследовать кости в лаборатории. – Ей это очень нравилось, но она давным-давно поняла, что люди редко разделяют ее безграничный энтузиазм, направленный на возню с костями, которым по три миллиона лет. Всем нравилось представлять себе охоту за костями в Вайоминге или Аргентине. Всем нравился окончательный результат – огромный скелет динозавра, возвышающийся в музейном зале.
Но подготовка костей, выскабливание их из камня при помощи стоматологических инструментов, квадратный дюйм за квадратным дюймом, не соответствовали всеобщему представлению о захватывающем времяпрепровождении.
Но общественное мнение ошибалось. Наблюдение за тем, как кость появляется из камня, было захватывающим, приковывающим к себе процессом.
– Над чем ты сейчас работаешь?
Она снова взглянула на него. В его голосе действительно зазвучал интерес. Будто он пытался сделать так, чтобы разговор стал более занимательным. Джанетт летела, низко прижавшись к земле, окруженная ревом собственного мотора, лишая их неловкой тишины, которую следовало бы заполнить. Да она едва могла слышать свои мысли.
Конечно, учитывая их направление, шум служил благословлением. Она почти проглотила его во время поцелуя. Чем больше она думала об этом, тем сильнее смущение охватывало ее, и она никак не могла придумать, что ей сказать и повод, который бы заставил ее высказаться. «Притормози», – пару раз мелькнуло у нее в голове. Как и «Не мог бы ты остановиться и снова поцеловать меня, потому что я, правда, не могу поверить в то, что сотворил со мной твой поцелуй».
Обе мысли она удержала при себе. Не рисковать. Она хорошо умела это делать.
– Ну, в последние три года я работаю над фалангами Сейсмозавра, которые нам привезли из Нью-Мексико.
– Долгосрочный проект, да? – Он одарил ее ухмылкой. На какой-то момент она снова забыла, как он опасен. Когда он улыбался, она помнила лишь о том, что не так давно он был американским героем и одним из пятидесяти самых красивых людей в мире.
Боже правый, да он пожимал руку президенту Соединенных Штатов. Что она делала в его машине, несущейся со скоростью в девяносто миль в час, ведя разговоры о динозаврах?
Она глубоко вздохнула и все равно продолжила.
– Это занимает много времени: песчаник как бетон, но я могу заниматься им лишь ограниченное время. В нашем хранилище много окаменелостей. Не знаю, был ли ты в последнее время в музее, но экспозиция, посвященная динозаврам, просто потрясающая. Доктор Хоуска, куратор палеонтологического отдела, – эксперт по фалангам, и он хочет отвести особое место нашим впечатляющим окаменелостям. Конечно, он хотел бы прославиться как тот, кто обнаружил гнездовье хищников Мелового периода.
Она втихаря скосила на него глаза, чтобы посмотреть, не отвел ли он взгляд. Как ни странно, этого не случилось.
– Разве не это Уилсон так надеялся обнаружить в Рэббит Вэлли? Гнездо Тираннозавра Рекса, или яйцо, или кости молодого животного, или еще что?
Вместе с подъемом бровей уважение к нему тоже пошло вверх: был ли он плохим парнем или не был, носил ли оружие или нет. Благодаря Спилбергу, большинство людей считали Тираннозавра динозавром Юрского периода. А Куин, видимо, знал, что он принадлежал к Меловому.
– Ну да. На самом деле, он мечтает об этом. Удивительно, что ты помнишь. – Хотя она скорее была потрясена, чем удивлена.
– Я помню все. – Он снова улыбнулся, но теперь ухмылка стала более кривой. – И не только о том лете. Так я учился в колледже, хотя чуть не вылетел из старших классов в школе. Фотографическая память. Но к первому курсу Колорадского Университета понял, что должен изучать вещи вглубь, а не просто запоминать разрозненные факты о них.
– Ты учился в Боулдере? – Он был настоящим источником сюрпризов.
– Два последних года перед выпуском. Первые два я провел в Денверском Университете.
– И ты ни разу не зашел к нам просто поздороваться? – Она не могла понять, почему эта мысль так расстроила ее, но определенно расстроила.
– Ну, нас сложно было назвать друзьями, – сказал он, пожав плечами. – И к тому времени ты уже была замужем. Скотт Хэнсон, так ведь?
– Как ты узнал?
– Он все еще боулдерский профессор, так? Преподает на техническом отделении. На первом курсе в Университете, сразу после того, как я навестил Уилсона, стали ходить слухи о том, что доктор Хэнсон женится. Что он бросил свою жену ради какой-то молоденькой девушки, которая едва закончила школу.
Реган ошибалась. До этого момента ей не было стыдно. Зато сейчас она была крайне смущена, испытывала жуткий стыд, лишивший ее дара речи.
– Мне потребовалось довольно много времени, что бы сложить два и два, – продолжал он, тон его был совершенно нормальным, обычным, будто он и не говорил этих ужасных вещей. – Ты вышла замуж той осенью, он женился той же осенью. Я бы ни за что и не догадался, что речь идет о вас, но как то раз всплыло твое имя, и тогда – бинго – профессор Хэнсон женился на внучке старого дока МакКинни. К твоему сведению, я был лучшим в его классе. За весь семестр он поставил «пять» мне единственному.
– Поздравляю. – Слово оказалось таким напряженным и холодным, каким звучало у нее в голове. Он не был милым. Он был подлым.
– Все остальные студенты надеялись, что в один прекрасный день ты появишься, принесешь ему ланч или что-то в этом роде. Даже девочки хотели взглянуть на сладкую малышку, которую Хэнсон выкрал из колыбели. А я вот не хотел. Я был рад, что ты так и не объявилась.
Как и она. Это стало бы настоящим кошмаром – войти в один из классов Скотта и увидеть там Куина Йонгера: ее великовозрастный муж и большая любовь ее юности. Она довольно быстро поняла, что выйдя замуж за Скотта, совершила громадную ошибку – а вот чтобы вырваться из супружеских оков потребовалось гораздо больше времени. Все это было так глупо и так ужасно: он обращался с ней как с ребенком, а не как с женой, говоря ей, что она может делать, а что – нет, с кем она может видеться, а с кем – нет, когда ей нужно быть дома и что носить. В постели, однако, он не видел в ней ребенка, и, учитывая ее неопытность, секс превратился в настоящую катастрофу с первого раза до самого последнего.
По чести сказать, она тоже наделала кучу ошибок. Когда все было конечно, оказалось, что от этой сделки не выиграл ни один из них.
