Таким жестким.
Эта жесткость пленяла ее так же, как пленяли высокий изгиб его скул и угловатая челюсть. У него был короткий нос, который добавлял неуместную прелесть резким чертам лица. Брови представляли собой густые темные линии, кожа была безупречна – такое она видела не часто, даже учитывая специфику своей работы. Его рот был большим и ярко очерченным, и заставлял ее мучиться вопросом о том, каким он будет на вкус – эта мысль была первой, выбившей ее из колеи за последние несколько недель.
Она ошибалась, когда хотела вытряхнуть его из одежек. Несмотря на схожий возраст, он не был одним из ее университетских мальчиков, даже близко. Он носил оружие под измятой гавайской рубашкой, а не в сумке, как она предположила. Выражение на его лице было ничем иным, как предостережением о том, что его стоит остерегаться. Она разворошила в нем что-то, что ему не нравилось – что, собственно, и было смыслом всего произведения «Пафос VII». Каждый горел в своем персональном аду.
Она покрутила объектив, захватывая камерой больше. Нет, он определенно не был одним из ее футболистов, альпинистов или голодающих студентов с гуманитарных факультетов.
Снайпер. Телохранитель. Все это она хорошо видела в нем прямо сейчас: повышенную осведомленность, физическую готовность, хищную бдительность на его лице. Он был настроен на неприятности – и его не стоило дурачить, его нельзя было выворачивать наизнанку, просто потакая артистическим капризам.
Из-за этого она хотела его только сильнее. Она жаждала нарисовать его, безумно, даже зная, что он останется в одежде. Ее упрямая преданность художественному импульсу была настоящим проклятием – и каждый импульс твердил, что она не должна отпускать его, должна удержать его, пока не получит шанс изучить глубже. И это просто потрясало. Она не удерживала никого, ни по какой причине, ни на какое время.
В неприятности какого масштаба мог реально ввязаться семидесятидвухлетний старик? Уилсон определенно периодически соскальзывал с берегов памяти, но он точно не мог натворить что-то такое, что потребовало бы вооруженной охраны в доме. Ничего, что могло бы потребовать воина калибра Кида Хаоса.
Но нет, вот он – воин в ее мастерской, настоящий ангел мщения.
У нее никогда не была таких, но наблюдая за Кидом, она вдруг поняла, что гадает: каково бы это было – иметь его.
По-настоящему иметь его.
И это реально выбивало из колеи.
Пустые фантазии не были частью ее реальности. Она воображала что-то – она это создавала. Нарастающие снежным комом мечты о том, как она занимается любовью с бывшим морпехом, которого приставила к ней на ночь ее сестра, до добра не доведут. Если она на самом деле сделает это – ради Христа, со снайпером – это приведет только к катастрофе, как бы он не завораживал ее.
Реган так ошиблась на его счет. Он не был чудо-мальчиком, он не был мальчиком.
Потом он повернулся, вперившись ястребиным взглядом в объектив Никона, и бесстрашная Никки МакКинни, которая раздела и нарисовала более пятидесяти мужчин в своей мастерской даже глазом не моргнув, почувствовала электрический поток возбуждения, окативший ее с головы до пят. Ее щеки запылали, сердце было чертовски близко к тому, чтобы остановиться, и ей пришлось отвести взгляд.
Вот это да. Она шагнула назад от Никона и едва слышно выругалась. Потом снова выругалась и щелкнула затвором, безумно надеясь, что не упустила кадр. Взволнованная, она усилием воли заставила себя сосредоточиться на камерах, которые снимали Трэвиса.
Проклятье. Насчет одного Реган точно была права: неприятности определенно имели место, здесь и сейчас.
Глава 12
– Мы не можем остаться здесь на всю ночь, – сказала Реган, голос ее звучал так, будто сложившаяся ситуация окончательно вывела ее из себя, а он продолжал чертовски злить ее.
Куин не винил ее, и нет, они не могли припарковаться незнамо где, на какой-то грунтовой дороге под соснами, и провести здесь всю ночь. Ему нужно было заехать на Стил Стрит, а потом отвезти ее в Боулдер, где Кид позаботиться о ее безопасности. Если все пойдет согласно плану, к полуночи Ропер получит назад свои кости, и МакКинни уйдут с лини огня. Она сможет вернуться к своей милой тихой жизни, а он – к поискам пентагоновского оружия с таким чувством, будто его только что сбил с ног циклон.
Реган МакКинни, Боже правый. Как, черт возьми, жизнь привела его к спорам в машине с Реган МакКинни? И почему он так адски взбешен по этому поводу?
Он испустил свой персональный вздох а-ля «в ад и обратно» и бросил взгляд на другую сторону Камаро.
– Ты не права, – сказал он, потому что верил в свои слова. Он сидел, и обдумывал все это, и понял, что она ошибается. – Я знаю тебя.
Может быть, он и психанул по поводу свадьбы и разъярился, узнав, за кого она вышла, но он не стал бы рисковать возвращением в тюрьму из-за кого-то, кого не знал.
Возможно, он не знал обстоятельств ее жизни или того, любила ли она индийский чай с молоком и специями или долбаный двойной капуччино.
Но ее он знал.
– Нет, не знаешь, – сказала она надменно.
– Зуб за зуб, – сказал он.
– Что? – Она повернулась и уставилась на него.
– Зуб за зуб, – повторил он, потянувшись к замку зажигания. – Он украл кое-что у меня, а я украл кое-что у него.
После поворота ключа Джанетт, зарычав, вернулась к жизни: низкий рокот поднимался от двигателя, стуча о капот.
Она инстинктивно вцепилась в дверную ручку, хотя взгляда от него не отрывала. Он был уверен, что Скотт Хэнсон за всю свою жизнь не украл и маленького кусочка жевательной резинки, а это означало, что в данном случае речь могла идти только об одном – о ней.
– Это… это безумие.
С этим спорить он не мог. Кража машины была адски безумной затеей, почти такой же безумной, как и ее возвращение, почти такой же безумной, как и тот факт, что ему было настолько не все равно, что он был готов рискнуть.
– Мустанг был совсем не таким после того, как ты вернул его. Что ты с ним сделал?
– Я его подправил.
– Подправил? – Ее голос поднялся, обретая недоверчивые нотки. – Да на нем даже ездить было невозможно после того, как он появился около нашего дома.
– Я водил его, – возразил он. – Часто водил. Сделал почти двенадцать штук, участвуя на нем в гонках по округе и до Бандимера в том году. – Что покрыло его расходы, и даже более того. Потом он вернул его. Пригнал Мустанг в Боулдер ночью, около двух часов, и припарковал его в проезде к дому доктора и миссис Хэнсон.
Она была права. Все это было безумием. Ввязываться в такую авантюру ради девчонки, которую он не видел ни разу с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать.
Даже в ту ночь он не видел ее, хотя огни зажглись и в ее доме, и во всех соседних, когда они с Риверой отъезжали на его суперпрокачанном Шеви. Ничто не могло разбудить спящих жителей в два часа ночи лучше, чем 375 лошадиных сил.
