Очевидно, удовлетворившись комментарием, она принялась за старое с новыми силами:
– Уверена, что именно голый Трэвис заставил ее принять решение и понять, что должно быть что-то получше заплесневелого старикашки Скотта Хэнсона, и я надеюсь, что наша с ним работа производит тот же эффект на женщин, которые приходят на мои шоу. И я говорю не только о том, что он очень красивый снаружи. Он красивый и внутри, а часть его, женская часть его, она просто сияет. Думаю, именно на это женщины и реагируют.
Черт. Теперь парень сиял? И что это за мысль насчет Реган, увидевшей его голым и решившей развестись со своим мужем? В этом не было никакого смысла. Он знал, как упакован Трэвис, а он был упакован как самый обычный парень: пара рабочих деталей, все на своем месте, как…
Его мозг яростно затормозил. Ему действительно стоило перевести дыхание и спросить себя: какого хрена он об этом думает и каким образом, черт возьми, ей удалось заставить его мысли принять такой долбаный оборот? Он давно не думал о причиндалах других парней, по меньшей мере, с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать и он понял, что с ним в этом плане все в порядке.
Он неловко поерзал на сидении и попытался больше к ней не прислушиваться, но это было сродни невозможному. Перед звуком ее голоса, как и перед всем остальным в ней, было не устоять.
– Думаю, он вынуждает женщин поставить под вопрос их жизненную позицию через ассоциации с дихотомией его физической силы и женской тайны. Эту часть Трэвиса я всегда старалась поймать. Напряжение. Ты должен был почувствовать это в мастерской.
Она говорила на полном серьезе. Он чувствовал это по тону голоса. И снова, совершенно неожиданно, она ожидала его реакции.
– Э-э-э… нет. – О, да. Он явно выигрывал по очкам в этом разговоре.
Он включил поворотник и газанул, направляясь к видневшемуся впереди съезду с шоссе. Как вариант Сауферн Кросс отпал, и Кид решил, что ей нужна крепость, а не безопасное место. Они отправятся в Денвер. Он отвезет ее на Стил Стрит. Он доложил об изменении в планах, поймав Куина на полпути со Стил Стрит в Сауферн Кросс, а Хокинса на полпути из Коммерс Сити на Стил Стрит. Ни одному из них не понравилась скорость, с которой их выследили парни Ропера.
– Ты не почувствовал напряжения? – Это звучало так, будто она просто не могла поверить, что он сказал ей правду.
«Лаадно», – решил он, передумав.
– Да, напряжение было. Я просто не понял, что это из-за дихотомии физической силы Трэвиса и его, хм, женской тайны. Я решил, что это из-за картины и адского мотива смерти, не говоря уж о, хм, бесконечном демоническом ужасе воронки, засасывающей вечность. – Боже, он на тонком льду, на таком тонком льду.
– Ну да, это самая очевидная интерпретация, – сказала она. Тень облегчения легла на ее лицо, что привело его в еще большее замешательство. Она поняла его мысль. – Но все произведение проникнуто двойственностью мужской натуры: невинность и зло, мужчина и женщина. Ты не задавался вопросом: что ангел делает в аду? В смысле, что такого страшного он мог сотворить, что пал так низко от милости божьей?
Нет, об этом он себя не спрашивал. Он слишком много отвлекался на нее, но теперь, когда она упомянула об этом, ему не пришлось ломать голову над ответом. Бедному долбаному ангелу вообще ничего не нужно было делать, чтобы потерять милость божью. Такое просто случалось, между первым вздохом и последним. Он видел это на войне. Милость умирала. Смерть побеждала, и на какой-то миг весь мир превращался в ад.
Не было ничего простого или поверхностного в Никки МакКинни – но она определенно была наивной.
– А вы знаете, что сделал ангел? – спросил он. Да, у него были свои ответы, но он не собирался раскачивать ими ее лодку, особенно в тот момент, когда она была так близка от того, чтобы вовсе оказаться за бортом. К черту напряжение Трэвиса, она сама была скручена туже, чем боцманский узел, напряжение накатывало на нее волнами. Все в ней горело предупреждающими знаками – «Женщина на грани нервного срыва» – большими светящимися неоновыми буквами. Ее руки, сжимавшие на коленях коробочку с бутылочками, почти побелели. Плечи были напряжены, а спина казалось такой прямой, что с трудом верилось, что она умещается в изогнутом кресле.
Самое паршивое, что он мог только продолжать ехать и надеяться, что она не взорвется или еще чего. Или еще хуже – заплачет. Это приводило его в полное отчаяние и лишало мужества. Ей нужна была помощь, а он был совершенно бестолковым. Вот что значит вырасти с кучкой старших братьев и без матери – некомпетентность, полная и совершенная. Она может разлететься на кусочки, а ему лишь останется собирать их.
Но, Боже, она была как паровой каток, и он боялся, что она взорвется сама, как и опасался сказать что-то не то, что станет причиной катастрофы.
– Нет. На самом деле, я не знаю, почему пал ангел. – Она покачала головой. – Должна бы, но не знаю, и это одна их тех вещей, которые я все время пытаюсь сделать – вывести работу за пределы холста. Конечно, я научилась переводить произведение через грань только в последнюю пару лет. Думаю, Трэвис знает, что сделал ангел, и использует это знание, чтобы зайти туда, где он находится, но мне он не говорит. Он никогда ничего не говорит, но не боится показывать мне больше, чем все остальные мои модели. Он осознает невинность собственной сексуальности и женскую тайну, присущую его мужской натуре. Он проживает дихотомию падшего ангела.
Кид тяжело втянул в себя воздух. Дихотомия падшего ангела? О чем, черт возьми, она говорит?
В течение секунды он надеялся, что доедет до дома, ничего больше не узнав о Трэвисе, излучаемой им сексуальности, его женской тайне или о каких-то других гребаных дихотомиях. Еще один выброс информации, и его, есть такая вероятность, просто стошнит. Он уже чувствовал легкую слабость.
А потом он понял, что еда была большей частью этой проблемы. Полгаллона адреналина, выбросившиеся в его организм за 0.2 секунды, всегда вызывали чувство голода. Еда, которую она упомянула в своей мастерской, так и не появилась, а он почти достиг критического обезъедивания. Ему нужна была пища, много пищи и поменьше Трэвиса. Этот фельдшер, на самом деле, был неплохим парнем, но Кид намеревался возненавидеть его через пять минут, если Никки не найдет другой темы для разговора. С тех пор как они совершили свой азотистый полет из ущелья, она перебрала уже около восьми тем, но казалось, застряла на Трэвисе.
Единственное, до чего он додумался во время ее непрерывного монолога, была мысль о том, что ему никогда-никогда не стоит позировать ей. По ее логике, модели нагружались каким-то особым, довольно тяжелым весом, который делал их неприкасаемыми. Он даже не был уверен, что она видела в них настоящих мужчин, и уж точно не хотел оказаться в категории таких неприкасаемых и ненастоящих.
Ни за что. Он хотел, чтобы она прикасалась к нему, хотел полного телесного контакта с потной кожей и раскрытыми губами, но с этой точки зрения он, вероятно, сильно опережал события. Очень сильно. Она едва ли взглянула на него один единственный раз с момента их знакомства. Все разговоры были только о Трэвисе, который, Кид мог бы поставить двадцать баксов, не был ее любовником.
