Из состояния глубокой задумчивости вывела кудиновская смска.
«Мои уехали до вечера. А у меня температура, и я одна».
Ответил коротко: «Выпей терафлю, мне помогает».
В школу ехал на метро. Первым делом наведался в кабинет психолога. Оказалось, что та только со второго урока, но Кириллу это было на руку. Второй урок — французский. То, что отец все еще не позвонил, чтобы наорать, начинало его напрягать. Ему становилось ясно, почему неведение и ожидание хуже того, что уже свершилось, что стало известно.
Геометрия прошла спокойно, если не считать того, что контрольную он точно завалил. А поскольку мысль о пересдаче, на которую Смулько еще уговаривать придется, как-то не особенно вдохновляла, он откинул ее в сторону и отправился в кабинет Натальи Васильевны, который располагался на первом этаже в крыле младшего блока.
Наталья Васильевна была невысокой толстой женщиной старше среднего возраста с впечатляющей прической, неизменно напоминавшей сладкую вату. Красилась она ярко, обливалась отвратительно сладкой туалетной водой, была ярой поклонницей секонд-хендов, регулярно хвастаясь купленной там «фирмо́й», какой бы затрёпанной та ни была.
Когда Кирилл вошел в кабинет, она поливала кактус, стоявший на подоконнике. Увидев вошедшего, улыбнулась. Дружба у них была старая. 11-Б был экспериментальным классом. В нем первом вводился французский на билингвальном уровне. И формировали его путем отбора из самых сильных учеников младшей школы. Психологические тесты проводились регулярно, особенно поначалу. Чтобы определить влияние нагрузок на детей. Потому бэшек Наталья Васильевна знала поименно.
—Вересов! — кивнула она. — Какими судьбами?
—Мне поговорить с кем-то нужно… — ответил он, надеясь, что голос звучит достаточно взволнованно. — Не с отцом. С кем-то.
Наталья Васильевна отставила бутылку с водой в сторону и подошла к столу.
—Я подхожу?
—Ну я же к вам пришел…
—Что у тебя приключилось?
Кирилл сел за стол и сложил на нем руки. Некоторое время смотрел на свое отражение на отполированной столешнице. Потом негромко произнес фразу, отрепетированную мысленно десятки раз за последние сутки:
—Француженка меня домогается.
Наталья Васильевна чуть приоткрыла рот и так и замерла, глядя на него.
—Вы меня слышите? Я не знал, к кому идти, пришел к вам.
—Откуда такие выводы? С чего ты это взял? Кто у вас? Стрельникова?
Кирилл утвердительно кивнул.
—Марина Николаевна. Это уже давно длится. Раньше было на шутку похоже, а сейчас… настойчиво, понимаете?
—Понимаю… — медленно ответила Наталья Васильевна, не отрывая от него взгляда. Кровь от ее лица отхлынула. — Объясни, пожалуйста, что ты под этим «настойчиво» подразумеваешь.
Кирилл опустил лицо и сцепил пальцы.
—Будто не знаете, — глухо выдавил он. — Оставляет после урока. Часто дотрагивается. Вчера говорила, что нет ничего плохого в том, что юноша влюбляется в девушку старше…
—А ты влюбляешься? — опешив, спросила психолог.
—Да при чем тут?!. Блин, Наталья Васильевна, вы ее тело видели? А я видел! В купальнике на фейсбуке. Она вчера так… настойчиво, что я не выдержал, поцеловал.
Наталья Васильевна икнула, но тут же решительно спросила:
—Кирилл, еще раз… Она что? Трогает? Как трогает? Куда? Говорит что?
—Да нет! Ничего такого не было. Просто… За плечо, за руку. Прижимается иногда. Вчера, кстати, тоже. Грудью к плечу. Я возле подоконника стоял, она рядом. Спрашивала… Черт, Наталья Васильевна, она сказала, что к Кудиновой ревнует, спросила, хочу ли я делать с ней то же, что с Кудиновой.
—Стрельникова?
—Вы мне не верите?
—Верю, верю… просто… Ты понимаешь, чем это грозит ей? И если ты…
—Я не вру, — отрезал он.
Наталья Васильевна потянулась к бутылке с минеральной водой, стоявшей на столе. Налила и быстро выпила.
—Хочешь?
—Нет.
—Хорошо. Давай по порядку. Что было вчера. Только начистоту, Вересов. Подробно!
Кирилл поднял глаза.
Рассказывать было просто. Да и что там рассказывать?
После уроков задержался весь класс. Репетировали сказку для фестиваля Французской весны. Стрельникова с Митрофаненко сочиняли саму пьесу. Класс ставил мини-спектакль. Потом у него был факультатив по немецкому. Ходил дополнительно восьмым-девятым уроком. Потом в библиотеке торчал, пока не выгнали. Когда по лестнице спускался, голова закружилась. Сел на подоконник. Спустилась Стрельникова. Стала возле него в пролете, у окна. Заговорили. Сначала лезла к нему в душу насчет его отношений с Кудиновой, потом выдала, что ревнует. Постоянно прикасалась. Когда сказала, что они оба имеют право любить друг друга, независимо от разницы в возрасте, ему снесло голову, полез целоваться. Опомнился и сбежал. Все. Рассказывать больше нечего. Или мало?
—Ясно, — покачала головой Наталья Васильевна. — По-моему, достаточно.
—Если не верите, есть же видеонаблюдение. Там камера висела. Я запомнил.
Камера была главным штрихом в его плане. Она не записывала аудио поток. А картинки было более чем достаточно.
—Хорошо, Кирилл… Я сейчас поговорю с Виктором Ивановичем. Это просто так не оставят, обещаю. Ты, пожалуйста, пока никому не болтай.
—Если бы я болтал, то уже разболтал бы.
—Да, да… Ты пока иди в класс… Тебя потом позовут… И отца твоего вызвать придется.
—В класс не пойду, у меня французский… Я не хочу. Я ее вообще видеть не хочу без отца или адвоката.
Услышав про адвоката, Наталья Васильевна вздохнула и потерла переносицу.
—Хорошо. Тогда посиди здесь пока. Потом разберемся. В котором часу это все было и… где? На каком пролете?
—Около половины девятого между первым и вторым этажом старшего блока. У главной лестницы.
Она тяжело встала и вышла из кабинета, направившись к директору гимназии. Еще через полчаса тот запросил у охранников пленку с камеры видеонаблюдения на парадной лестнице. В одиннадцать утра эту пленку показали Стрельниковой с требованием немедленно писать заявление по собственному желанию.
17. Ты бабе Лене позвонил?
В середине дня в четверг в обычной трешке в центре Броваров Петр Данилович Стрельников хмуро смотрел, как Марина медленно двигается по квартире. Посреди гостиной стоял раскрытый чемодан, в который внучка складывала одежду, обувь, какие-то книги. Она то появлялась в комнате, то надолго пропадала где-то в глубине их до сей поры тихой обители.
Когда в очередной раз она появилась с феном в руках и застыла над чемоданом, дед не выдержал.
