– Почему? Мы ж в лесу и далеко от Шалок. Чай тут ворога нет. Или как? – испугалась, но виду не подала.
– Нет. Не тревожься, – сказал и отвернулся.
Елена сей миг и поняла – врёт. Но смолчала, удивляясь самой себе.
– Власий, а как коня-то твоего зовут? Я его сивкой… – говорила глупое, но слушать тишину не желала.
– Чубарый*. Сколь лет со мной, все верой и правдой. Да, Чубка? – потрепал уставшего коня по мокрой гривке. – Однова вытянул меня из реки. Дно вязкое, глинистое, а я в доспехе да и подраненный, вылезти не могу. Так Чубарый не забоялся и сполз ко мне по бережку. Я его за повод ухватил, а он и вытянул. Потом лесом к подворью привез. Я-то помню мало, повис на нем тряпицей.
Еленка насупилась, а все через то, что пожалела окаянного. Сама себе дивилась.
– Я бы тебя не унесла, коли не Чубка.
Влас помолчал минуту малую, но ответил:
– Еленка, почти пришли. Свезло нам. Дождь дождем, а небо светлое. Заплутали бы, не инако. Сейчас схрон найдем. Придется тебе подсобить маленько. Бронь на меня вздеть. Сдюжишь? – обернулся на нее и смотрел, взглядом жёг.
Боярышня встала, как вкопанная.
– Влас, зачем брони-то? Ты чего? Кому тут наскакивать? Говори нето!
– А чтобы коню было легче, глупая. Не он понесет, а я на себе. Устал он, оголодал. Одной травой сыт не будешь. Овса бы ему. Падёт, так совсем худо.
И наново Еленка не поверила.
– Врешь, как есть врешь!
– И откуда силы берешь орать? Все неймется тебе, – рыкнул и поворотил в лес поглубже.
Прошли недолго и набрели на поваленную сосенку. Над ней елка ветки развесила, какое-никакое укрытие от дождя докучливого. Чубку пристроили, взялись вздевать бронь на Власа – маялись долго, но сдюжили.
Потом уж расселись на бревне, и Елена принялась рыться в суме: достала снеди, разложила тряпицу у себя на коленях и хлеба разломила. Влас взял кус и стал жевать, да так муторно, устало.
– Сейчас попить дам, сейчас, – засуетилась, полезла за баклажкой.
– Сядь. Сядь и ешь. Сил набирайся.
Она и не перечила. Пожевали, запили разведенной медовухой, да так и сидели нахохлившись. Еленку качало, в сон клонило. Она и не поняла, как оказалась под боком у Власа. Тот прикрыл ее своим мятелем, прижал к себе и положил голову ей на макушку.
– Грейся, сварливая. Прикорни.
Голос его уже плохо слышался Еленке: как в тумане, как издалека. Уснула, да покойно так, словно под рукой батюшки когда-то.
Вот проснулась тревожно…
– Елена, очнись. Еленка, – Влас легонько потрясывал за плечо. – Вставай. Сей миг вставай. Садись на Чубарого и езжай, не оглядывайся.
Голос строгий, в глазах тревога плещется. Утро хмурое, безветренное и холодное добавило страху.
– Что? Куда? Влас, а ты? – вскочила, заметалась. – Не поеду без тебя! Ты чего удумал?
Сказала, и услыхала речь чужую! Догнали? Сыскали?
– Быстро, Елена, на конь! – подпихнул рукой здоровой к сивке.
– Влас!
А он и слушать не стал: закинул боярышню в седло и стукнул коня по спине. Тот и понес через дерева к просвету. Шёл ходко, а вот Еленка тому не радовалась. Извертелась вся, измучилась, а потом взяла и поворотила обратно.
Как сталь о сталь бьется, услыхала раньше, чем увидала. На полянке Влас сошелся с двумя конными. Как жив был до сих пор, Еленка и не разумела. Вертелся ужом, махал мечом, но видно было, что трудно приходится парню.
За кустом хоронился лучник вражий, но стоял смирно, ждал, когда добьют.
– Господи, господи, не оставь, – шептала заполошно, с коня слезала и тянулась к луку тугому. А как вытянула его, так и стрелку накинула и не иначе как с испугу послала ее сильно и метко.
Стрела угодила в шею коня вражьего. Да так увязла, что конь забулькал и стал заваливаться на бок, за собой и седока потянул. Упали оба! Еленка только и услышала хруст костей и последнее жалостливое ржание убитой животины.
Влас изловчился и мечом прошелся по ноге другого ратного, а тот и сверзился, о землю стукнулся. Еленка зажмурилась, не хотела видеть, как боярич ворогов добивает.
– Елена! Назад! – кричал Влас громко, бежал быстро к боярышне. – Назад!
Она, растерянная, напуганная и не разумела, что делать надобно. А уж потом и поняла – лучник-то еще живой.
Влас кинулся к ней и собой заслонил. Еленка увидала только, что стрела прошла совсем близко к Власовой шее, чиркнула и оставила кровавую отметину. Вскрикнула, да и не поняла, как лук ее оказался в крепких Власовых руках, а уж затем лучник пал на землю, да и затих.
– На конь! Живо! – ее подпихнул, сам уселся позади нее. – Я тебя потом удушу, да уж наверняка, накрепко. Куда полезла?! Что сказано было?!
Чубарый будто понял, что бежать надо быстро и понес так, как сил доставало. Через малое время выехали на дорогу и словно вздохнули.
– Не зевай. По сторонам смотри, – наказывал Влас. – Чай не одни были.
Еленка и завертела головой, а вот увидала нежданное: по плечу Власову под кольчугой расплывалось кровавое пятно.
– Влас, рана-то! Отворилась! – запищала испуганно.
– Не о том сейчас. Смотри, сказал!
На дороге в хмурой пелене утренней показался отрядец о полтора десятка. Еленку в озноб кинуло, от страха язык отнялся.
– Все, Еленка, все. Свои, – Влас говорил тихо, словно ветерок в листве шептал. – Акимку вижу, брата своего старшого. Не бойся…
И замолк, упал на нее, придавил туловом боярышню.
– Влас, Власка! – запричитала, заплакала. – Ты не смей! Помирать не смей! Я тебя выхожу! Сейчас травок запарю, Влас!
Глава 12
Власий вздохнул глубоко, словно вынырнул из омута. Глаза распахнул, огляделся, да понял, что лежит в теплой избе на лавке и под чистой шкурой. В углу малой ложницы образ святой, под ним лампадка теплится. Свеча кривенькая на столе стоит, коптит и огоньком покачивает.
Под рукой что-то гладкое да теплое. Подумал было, что шёлк, да и одернул себя: откуда тут шёлку взяться. Тяжко приподнял голову и увидел Еленку: сидела прямо на половице, склонила голову на его лавку, спала. А сама крепенько за его рукав держалась и не чуяла, что большая Власова ладонь на ее макушке лежала.
– Шёлк… – прошептал тихо. – Вот они, косы-то твои какие.
Еленка вздрогнула, вскинулась, глаза распахнула.
– Влас, Власка!
Не думал боярич, что гордячка эта плакать умеет. Рыдала так, что самому выть хотелось: головой ткнулась в его бок, скулила, как кутёнок слепой, что ищет мамку свою.