– Здорова, Оля, здорова. Не суетись.
– Я бы не стала тебя донимать, токмо боярич Сомов нынче уезжает. Проводить бы по уряду. Да и Лаврушу с ним свести. Чай обое бояричи, соседи, а еще и не ручкались. На свадьбе и не до того было, – Оля уж шла к сундуку. – Ты бы обрядилась. И летник нарядный надо. Скит скитом, но ты ж боярская дочка, не холопка. Смотри, вот шубка на беличьем меху новая совсем. Это батюшка тебе дарил. Ты все смеялась, что надо бы волчью, белка-то дюже добрая. И шапочка, и рукавички.
– Олюшка, ну к чему? Зачем это? – ворчала Еленка, а сама уж тянула руки к нарядам, касалась легонько меховой оторочки, будто ласкалась.
– Ленушка, так что? – Ольга держала в руках нарядные одежки. – Чего взденешь?
– Чего вздену? Ну… да вот хоть эту, – взяла шубку, отцовский подарок. – Оля, ты тоже возьми. Посестра боярская, так и смотрись урядно. Вон, глянь, заячий зипунок. И к лицу тебе, и по стати.
– Елена, ты ли это? – Ольга улыбалась. – Вот сколь лет с тобой рядом, а токмо однова и видала, как ты в нарядах копалась. Давно уж, почитай года с два тому. Еще когда Павлуш… Когда Павел на подворье был.
Боярышня и застыла, будто кто промеж глаз стукнул, да сильно так, едва не до искр в глазах.
– Будет тебе. Нашла, об ком вспоминать, – Еленка отвернулась скоренько, а все потому, что наново зарумянилась.
А потом и вовсе осердилась, только вот не на бывшего Зотовского новика, а на зловредного Власия. Ведь такого наговорил, такого в уши напихал, что одно только умопомрачение. Вон уж и за наряды схватилась, а то в скиту невместно.
В тот момент дверь отворилась, и Лавр вскочил в ложницу.
– Еленка! – бросился к сестрице, обнял крепенько. – Мне дядька Пётр опояску дал, глянь! Я теперь большой уже. Тебя защищать стану и Ольку.
– Братец, какой же ты красивый, сильный, – Еленка улыбалась, гладила Лавра по волосам, целовала в макушку ласково. – И, правда, совсем вырос. Боярин. А пояс-то, пояс! Олюшка, ты посмотри на него.
– И то верно, – Ольга поклонилась Лавру. – Многих лет тебе, Лаврентий Ефимович. С опояской ты уж мужчина бо ярый. За таким, как ты нечего нам бояться. Оборонишь.
Лавр улыбаться перестал, выпрямился, но не горделиво, а с достоинством.
– Дядька Пётр говорит, учиться мне надо. А опояску дал, чтоб помнил я свое сословие и не ронял чести Зотовых, – молвил, задумался, будто вспоминая чего. – А еще, чтоб перед бояричем Сомовым ровней глядеться. Чегой-то он с опояской будет, а я нет.
Елена кивнула, а уж потом и ответила:
– Верно говорит дядька твой. Ты Зотов, так пусть все видят и разумеют, что скоро наш Лавр станет боярином, и не абы каким, а самым сильным.
Лавр потоптался немного, а потом уж попросил:
– Сестрица, ты рядом будь. Не уйдешь, нет? – голосок испуганный, писклявый.
– Все вместе будем, Лавруша. Мы за тобой встанем и никуда не уйдем, – Елена голосом дрогнула, и сей миг выкинула мысли о Власии и его словах: она Ларву нужна, а стало быть, место ее опричь него.
– Побожись, что не уйдешь, – малец обнял Елену крепенько, положил головку смоляную ей не грудь. – А ну как наново лешак полезет?
Елена и дышать перестала. Вспомнила маленького Лаврушу, что после материного пострига спать не мог. Рыдал во сне, кричал, словно черти опричь сидели и маяли паренька. Все жалился сестрице на бородатого лешака, что с собой в болото тянул, дышать не давал. Как вживую встали перед взором все ночи, что сидела рядом с лавкой брата, говорила с ним тихо, утешала, убаюкивала и держала в своей руке пухлую его ручку. Мамок-нянек гнала, сама брата нянчила, жалела.
– Не уйду, Лавруша. Ты не бойся ничего, рядом я. Всех отгоню, всех побью, – целовала брата в макушку, гладила по волосам.
Парнишка наново улыбнулся, не иначе как успокоился. Отцепился от сестрицы и пошел из ложницы гордо, но не сдержал ребячьего, перепрыгнул через порожек и задал стрекача по сеням до гридни дядьки Петра.
Ольга все доставала из сундука одежки богатые, а уж когда сунулась Елену наряжать, та рукой махнула и отвернулась: слезы прятала от посестры. По ком рыдала и сама не разумела: то ли по себе, неприкаянной, то ли по маленькому братцу, которому долгое время была заместо мамки, то ли по бояричу с блесткими глазами.
– Пустое, Оля. Не надо ничего. Ты уж сама вздень на себя, что хочешь. А я так.
– Еленушка, так ты же….
– Ольга, не надо ничего. Лавр жив, здоров и будет с меня, – вроде и посестре говорила, а вроде и себя утешала.
Замолчали обе и сидели тихо в ложнице до тех пор, пока голосистая Агаша не крикнула из сеней, что боярич Власий на подворье.
Глава 19
У крылечка людно: ратных с десяток, Проха с Ерохой, сам Власий верхом. Кони топотали по снежку, выскрипывали копытами по легкому звенящему морозцу, пускали густой парок из ноздрей. И как-то весело все, отрадно. Промеж ратных смешки легкие, меж Прохи с Ерохой шутейная перебранка.
Влас спешился и подошел к крыльцу, там уж стояли домочадцы – улыбчивые, румяные от мороза. Елена с Ольгой топтались опричь тётки Светланы и молчали. Невместно лезть в мужской разговор. Но молчание-то смотреть не мешает, а потому Влас приметил, как из-под опущенных ресниц поглядывала на него упрямая боярышня. Да и сам в долгу не оставался. Хоть и при урядном прощании, нет-нет, да и посматривал на Еленку.
– Здрав будь, на множество лет, – дядька Пётр спустился с крылечка и поманил за собой Лавра. Тот пошел сторожко, но будто опомнился, выпрямился и уж смотрел гордо, как и должно боярскому сыну.
Власий подбоченился, одну руку положил на подпояску воинскую, а второй накрыл рукоять большого меча. Лавр смотрел внимательно, а уж потом и сам выпрямился, голову высоко вознес, и руку-то тоже положил на новехонький поясок. А вот со второй замешкался: меча-то не было по малолетству.
При ином случае, Власий бы ухмыльнулся, но увидел, как отчаянно сверкнули глаза Елены, как дернулась она к брату, чтобы помочь, чтобы укрыть позор.
– Здрав будь, Лаврентий Ефимович, – залился соловьем Влас. – Вижу, бодр ты, здоров и удал. Ты прими подарок мой прощальный, не побрезгуй. По-соседски, попросту.
Проха соскочил с коня и поднес Власию меч малый, будто нарочно под небольшую ручонку деланный. Влас меч тот принял и подал маленькому Лавру, да не абы как, а с поклоном.
Мальчишка глаза распахнул, вмиг став похожим на сестрицу свою, но сдержал и мальчишеское любопытство, и радость детскую. Поклонился урядно, да вымолвил уж достойно:
– Благодарствуй, Власий Захарыч, – а ручонку-то тянул, как дитя.
Власий и вспомнил брата своего меньшого – Игната. Тот так же мечу мальчишьему радовался.
– Носи, боярствуй, – и помог малолетке нацепить меч, да оправить подпояску непривычную. – Будет теперь куда руку-то класть.
