– Привечу, ежели Лавра сюда приведут, – молвила уверенно и принялась бодаться взглядом с Нестором.
Шепоток пополз по гриднице: мужики осуждали, бабы удивлялись. Но были и те, что согласились с боярышней, мол, брату положено быть на смотринах.
Влас все глядел на Елену, дивился и осанке гордой, и бесстрашию теремной девушки. За такие-то ее слова, да неурядные гляделки в иных семьях вожжами учили.
Ропоток прошелся по гриднице, когда на пороге показался парнишка-подлеток.
– Лавр! – боярышня метнулась к пареньку, вмиг утратив весь горделивый вид и холодный взгляд. – Лавруша, братец, что ты, как ты? Дядька говорит, занедужил. Так ли?
И обнимает его, целует в плечико, по волосам смоляным гладит. Влас изумился такой-то перемене в девке, но виду не показал, сидел истукан-истуканом.
– Здоровый я, Еленка, здоровый, – Лавр в сестру вцепился крепенько. – А с тобой-то что? Ох и губища! А нос-то, нос! Ты только скажи кто тебя, вмиг головы лишу! – голосок-то писклявый, а гнев истинный боярский.
– Не о том, Лавруша, не о том сейчас… – молвила чудная невеста и быстро-быстро зашептала брату на ухо.
– А ну! – Нестор вскипел, не снес такого-то порядка и заголосил. – Ты почто позоришь род Зотовский?! Что устроила, окаянная?! – потом перевел грозный взгляд на баб, что теснились у входа. – Все вон!
И как ветром сдуло. За ними потянулись мужики-десятники: им Нестор всего лишь перстом указал на двери.
Сидеть на лавках остались только дружка свадебный Пётр да Влас. Нестор с Рыбьим глазом стояли во главе стола: оба хмурые, сердитые.
– Лавр, сюда иди, – рыкнул Нестор. – А ты, негодная, встань и к жениху поворотись.
Влас интереса жгучего уже не скрывал, разумея, что сей миг произойдет. И не обманулся.
Елена отцепилась от брата, но к дядьке его не отпустила: задвинула себе за спину и выпрямилась. Власу померещилось, что не девица перед ним вовсе, а злая и лютая волчица.
– Лавра не отдам, – голос до того ярый, что и словами не передать. – Негодная, говоришь? А я в невесты-то и не лезу, коли не гожусь. И не тебе, поганый, решать за жениха, нужна я ему али нет. Он чай сам не безголосый.
Влас сей миг и подумал, что не нужна. С такой сладить – семь потов пролить. Однако сундук с ее приданым, все ж, манил, как и те мысли отрадные о собственных хоромах.
– Не отдашь? – прошипел Нестор и двинулся к Елене.
Та не дрогнула ни ликом, ни телом. Смело глядела на огромного своего дядьку, злого, как кабан-подранок.
Влас едва успел вскочить с лавки, как Нестор замахнулся и ударил боярышню по лицу: наотмашь, сильно да мощно. Та прикрываться не стала, рухнула на пол, ударившись головой о стену. Но разума не утратила!
– Давай, лиходей! – вскочила на ноги, – бей еще! Все одно, ничего не добьёшься!
Лавр бросился защищать сестру, но был пойман крепкой рукой Рыбьего глаза и прижат к стене. Пытался парнишка кусаться, но пойди, вырвись.
Нестор замахнулся наново, но тут Влас громыхнул о стол пудовым кулаком: мисы да блюда звякнули, иные и на пол полетели.
– Не тронь, – и вроде голоса не повысил, а будто прокричал. – Инако моего кулака отведаешь.
– Власий Захарыч, так дурит девка-то! – не унимался Нестор.
– То уже не твоя забота, – молвил и пошел к боярышне, что утирала рукавом нарядного летника кровь с виска, примечая, как обезголосевший от изумления свадебный дружка Пётр поднимается и идет за ним.
Влас встал меж Еленой и Нестором, выпрямился и опять заговорил:
– Ежели ей так брат надобен, отпусти проводить сестру. Довезет до Сомовки честь по чести, венчание узреет. А уж потом и обратно. – Влас ответ-то Несторов знал, но решил дуриком прикинуться.
– Полно тебе, Власий. Как же отпустить? Чай боярич Зотов, не безродный какой. Его место в дому родительском, – глаза Нестора блеснули злобой, и все поведали Власу: не отпустит от себя ни на шаг, беречь станет, но и жить парню долго не позволит. Отравит или еще чего удумает, но богатства Зотовского из зубов не выронит.
Влас крепко ухватил Елену под локоть, к себе притянул, не глядя вовсе на то, что девушка пытается вырваться.
– Как знаешь, Нестор, как знаешь, – Влас покивал. – Поедем нето. Теперь-то за столом сидеть не отрадно. Вон невеста вся кровью умылась. Возок-то ее готов? Приданое сложено? И кого ей в провожатые дашь?
А тут Елена закричала:
– Не поеду без брата! Не поеду! – и рвалась, как шальная из рук Власа.
– Еленка! Еленушка, сестрица! – заверещал Лавр, дергаясь в руках Рыбьего глаза.
Власию уж очень хотел отпихнуть сварливицу, но не стал: помнил отцовский наказ увезти Елену, да и приданого хотелось. Понимал боярич – оставит девку, так кто потом будет порукой подросшему Лавру? Нестор костьми ляжет, а не признает Зотовского наследника. Без Еленкиного слова грош цена всем задумкам боярина Сомова.
– Уймись, – увещевал, да без толку.
– Не поеду! Хучь убей, а не поеду! – и глазищами высверкивает.
– Добром не пойдешь, силой увезу, – пугал Власий.
– Не поеду! – упрямилась Еленка.
– Так значит? – Влас едва зубы не раскрошил, так челюсть сжал, сдерживаясь. – Сама потом себя виновать за позор.
Подхватил девку и на плечо закинул. Пока шел через богатые сени, думал спины лишится! Так царапалась бесноватая, так кулаками молотила, что едва кафтан нарядный не исполосовала.
Народу на подворье собралось множество, и все гомонят, все шепчутся. А боярышня брехливая все блажит, все рвется.
Пока Влас тащил непокорную, успел заметить, что ни Прохи, ни Ерохи на дворе нет, а стало быть, полезли за Лавром. Возок заприметил невестин, в нем уже сидела та красавица, что видел он по приезду. Сама бледная, губа румяная закушена едва не до крови.
– Лавр! Лавруша! Братец!! – Елена рвалась, кричала.
Шепотки громче стали. Вот баба одна охнула, запричитала:
– Братца жалеет, сердешная… Ить даже проститься не вышел, сиротинушка.
– Неська-ирод не пускает. Ох, как убивается, бедная. Жених-то, глянь, увозом увозит. Не иначе поколотит, – вторила первой другая бабенка. – Еленушка, голубка, ты стерпи, стерпи!
Влас шел и раздумывал, куда невесту нести? К возку? Так вырвется! Решил с собой верхами сажать.
– Сенька! – Новик проворно коня подвел и Влас вмиг в седло взобрался, усадил Елену перед собой и голову ее прижал к груди, чтобы крики ее унять.
Пока коня выводил из ворот – употел: Елена из рук рвется, народ в спину шипит и зубоскалит. Такого позора еще не стяжал Власий Сомов. С того освирепел и гнев свой излил на нее, на змеищу с глазищами.
– Уймись по-хорошему, брехунья, инако шею сверну на сторону, – Влас и сам шипел не хуже змея.
