– А, может, ты позволишь мне самому решить, к чему я готов, а к чему нет? Никогда, Марианна, – я подхожу к ней, сжимая ладони в кулаки, чтобы не схватить её за плечи и не встряхнуть, – не принимай вместо меня решений.
А она отвернулась в сторону и, сжав тонкими пальчиками, подоконник, сказала, глядя в окно:
– Я не знаю, Ник…Может, ты и прав…Может, это я не готова рассказывать тебе нынешнему.
– Что мне нынешнему? Я не изменюсь, понимаешь? Не будет прежнего Николаса. Бл**ь, я даже не знаю, существовал ли он на самом деле! А что, если он – фантазия? Вымышленный образ твоего измученного горем сознания? Что если он и вполовину не был так хорош, как ты о нём думаешь?
Марианна вдруг засмеялась, и я вздрогнул от той боли, что зазвучала в её смехе.
– Он никогда не был хорошим, Ник. Кто знает, – она повернулась ко мне и погладила теплой ладонью по щеке, – возможно, ты и вполовину не так плох, каким был он.
Сжал её ладонь, не позволяя убрать от своего лица, и прорычал, склонившись над ней.
– Тогда какого демона? Почему, Марианна?
И снова грустная улыбка, и она облизывает пересохшие губы, а я стискиваю зубы, глядя на маленький розовый язычок, пытаясь сдержать острое возбуждение, взорвавшееся в венах.
– Потому что я люблю его. Понимаешь? Только поэтому. Я хочу вернуть его. Себе. Своим детям…Я хочу вернуть его тебе.
Шагнуть к ней, заставляя прислониться спиной к окну, запрещая себе думать о дурманящем аромате ванили…Её запах. И только её.
– А если я этого не хочу? Что если мне ОН не нужен?
Она судорожно сглатывает и закрывает глаза, а я словно завороженный смотрю, как подрагивают её ресницы. Старается сдержать слёзы, а мне хочется увидеть их. Хочется пошатнуть её уверенность, увидеть слабость.
Открывает глаза, а в них решимость. Холодная, жестокая. Осторожно отталкивает меня ладонями и обходит, направляясь к шкафу. Достала что-то из ящика и повернулась ко мне, сжимая в руках чёрную тетрадь
– Не лишай себя права выбора, Ник, – подошла ко мне и протянула тетрадь, автоматически взял её, бросив недоумённый взгляд на Марианну, – Прочитай и только потом прими решение. И когда ты придёшь ко мне со своим выбором…
Она не договорила, но я понял её. Когда я приду к ней со своим выбором, настанет её очередь выбирать.
Я всё ещё сидел в борделе с своей тетрадкой на коленях, когда почувствовал, что хочу услышать её голос. Игнорировал это желание до тех пор, пока не перестал понимать смысла прочитанного, пока это долбаное наваждение не превратилось в адскую потребность.
С этого момента началось моё заражение тем вирусом, от которого корчился её Ник. Нет, ни о какой любви, конечно, и речи быть не могло. Тот, кто неспособен любить, не испытает этого чувства, даже прочитав тысячи книг или просмотрев сотни фильмов. Я умел только желать, я признавал только похоть и извращённо хотел показать все грани этой похоти ей. И вся проблема как раз была в том, что ей и только ей.
Штамм Марианны Мокану уже прочно проникал в кровь, заражая едкой зависимостью. Возможно, она исчезнет, как только я её получу. И я должен сделать всё, чтобы уничтожить этот яд, не позволить добраться до сердца. Передо мной был дневник того, кем я не хотел становиться. Она сломала его. Я должен был сломать её. И как бы ни распирало от желания копаться всё глубже в своём же прошлом, я начинал чувствовать то, чего не ожидал. То, что оказалось неожиданным ударом под дых, сходу. Я захотел получить её. Назло ему…себе. Не просто трахнуть и забыть на следующий день. Больше. Я хотел получить, чтобы доказать себе нынешнему, что больше не подсяду на этот наркотик. Что смогу жить холодной головой…без дневников и зависимости. В конце концов, лучшие браки – браки по расчёту.
***
Я в очередной раз звонил на телефон Марианны и матерился, снова и снова попадая на голосовую почту. Набрал Зорича, с которым расстался лишь пару часов назад, и подумал, что, если он в курсе о том, где моя жена, попросту убью на хрен обоих. Сначала его у нее на глазах, а потом и её.
– Да, господин
– Здравствуй, Сер, – запнулся, подумав о том, что не хочу, не хочу, мать его, спрашивать у чужого мужика о своей жене! Но с другой стороны, молчание Марианны не просто настораживало, оно начинало беспокоить. И это беспокойство раздражало.
– Господин?
Кажется, я слишком долго молчал, что оказалось удивительным даже для сверхделикатного ищейки.
– Я не могу дозвониться до Марианны вот уже несколько часов. Ты знаешь, какие планы были у твоей госпожи?
На том конце провода замолчали, а потом, откашлявшись, Зорич осторожно произнёс:
– Нет, Николас,– да, я всё же позволил этому ублюдку так меня называть, – я не в курсе, но я сейчас позвоню Валаску.
– Подожди, Зорич. Он сам на проводе.
Не отключая Сера, ответил на звонок главы европейских ищеек, чувствуя, как сжалось в желудке предчувствие беды.
– Слушаю.
– Господин Мокану, здравствуйте.
– Ближе к делу, Валаску.
– Господин, только что поступил звонок от Охотников.
Предчувствие беды вихрем пронеслось по всем внутренностям, скручивая их, вызывая желание вцепиться в горло ищейки, выдерживавшего подозрительную паузу, и я рявкнул, сжимая в руках телефон. Включил конференц-связь.
– Говори, чёрт тебя раздери!
– Глава Охотников сообщил, что у них сейчас находится ваша жена.
– Твою мать! – Впервые слышу столько злости в голосе Зорича. Сам стиснул челюсти, ожидая дальнейшей информации.
– Помимо этого, у смертных есть доказательства ваших убийств, которые они грозятся предоставить нейтралам.
– Так пусть, мать их, предоставляют!
– В наших интересах, чтобы этого всё же не произошло.
Я это знал и без твоей подсказки, придурок.
– Что они хотят? И какого чёрта моя жена делает у них?
А в висках пульсацией: если эта идиотка сама пошла к Охотникам, я сверну ей шею. Сначала привяжу к кровати и буду трахать сутками напролёт, а потом просто убью эту дурочку.
– Они схватили её на стоянке возле офиса. Вырубили охранников и, угрожая оружием, увезли госпожу Мокану, не забыв прихватить записи с видеонаблюдения.
– Чтобы мы не спохватились раньше времени, – бесстрастный голос взявшего себя в руки Зорича.
– Именно. А теперь они предлагают обмен, господин. Её на вас.
– Значит, она не дала им то, что они хотели, – я рассмеялся, чувствуя в то же время и злость. Моя маленькая сумасбродная жена заставила пойти на попятную Охотников и раскрыть себя.
– Они выдвигают какие-либо еще требования?
