– Куда? – голос сорвался, и по телу проходят волны холода. Хотя его взгляд обжигает пламенем, а меня начинает морозить, потому что в нем та же неуверенность, как и в его словах… и я еще пока не хочу слышать последние. Их просто нет. И не было. Мне послышалось.
***
Моя умная девочка. Тонко чувствует любую перемену в моем состоянии. Смотреть на неё снизу-вверх и чувствовать, что ни фига эта простынь не уменьшает желание снова завалить её на кровать. Или лучше на полу. Или усадив на подоконник. Наоборот, будто вызов. Содрать кусок ткани к чертям на пол и овладеть своей женщиной.
Мысленно дать себе пинка, возвращаясь в реальность. Позволяя себе эгоистично впитывать это беспокойство, отражающееся на её лице. Глупо, Мокану, так глупо, но ты не можешь отказать себе в удовольствии думать о том, что эта тревога вполне может быть еще одним доказательством ее любви, так ведь? Поэтому неосознанно, но всё же вбираешь в себя её, сдерживая урчание Зверя внутри. И в то же время ощущать, как сжимается сердце при мысли о расставании, как перестает биться и тут же срывается на ускоренный бег.
– В горы
Перехватить её за запястье, поддаваясь порыву, и, усадив к себе на колени, прошептать в шею, так сладко пахнущую нашим общим сумасшествием.
– К нейтралам.
***
Ударил, и в его же глазах отразилась боль от этого удара. Я ее волной почувствовала, но легче не стало…стало больней, слегка покачнулась. Двойной держать всегда сложнее. Дернул к себе за руку, усаживая на колени и с жадностью втягивая мой запах, не давая вырваться… а я бы и не вырывалась. Меня парализовало на какие-то мгновения, паника накрыла с такой силой, что я начала задыхаться…понимая куда и зачем. Понимая, что это из-за покушения на детей и из-за охоты, которую открыли на нас нейтралы.
Я бы могла закричать…я хотела. Могла бы орать, что никогда не отпущу туда, что мы умирали там вместе, и пусть лучше убьет меня прямо сейчас… Мысленно я уже судорожно впивалась в его колени, валяясь у него в ногах, цеплялась за брюки и просила не оставлять меня сейчас, умоляла не уходить к ним. Не убивать нас так быстро и безжалостно. Дать мне немного счастья, будь оно все проклято!
Но я молчала. Ни слова. Ни звука. Ни одного всхлипа. А изнутри раздирает от воплей, и барабанные перепонки лопаются от собственного воя. Только не вслух. Потому что он все равно пойдет. Он уже решил. Я эту проклятую решимость в глазах его вижу, в пальцах чувствую и в воздухе вокруг нас. Он вдруг стал концентрированным, как газ.
Но я так же понимала, что впервые за все наши годы вместе он сказал мне о своем решении. В глаза. Честно. И ждал моего приговора…от которого ничего не изменилось бы. Но все же ждал. Я это ожидание чувствовала в его дыхании и в удушливых объятиях, потому что сжимал все сильнее, до хруста в ребрах.
Нет. Я не унижу нас обоих истерикой… Это ради всех…ради детей, ради меня, ради Братства. Он должен. Знаю, что должен. Умом понимаю, а внутри все дрожит от паники и дикого желания заставить передумать…бесполезного желания.
– Ник, посмотри на меня, – хрипло и очень тихо, он поднял голову… и, не глядя ему в глаза, чувствуя, как голос начинает предательски пропадать, – ты пообещаешь мне, что вернешься. Ты поклянешься мне сейчас, что вернешься ко мне. Что сделаешь все для этого.
Продолжая смотреть в никуда, все тяжелее дыша. Такими же последними глотками кислорода.
***
Не знаю, чего я ожидал и хотел. Точно не криков или слёзной мольбы не рисковать собой. Но всё же понимание, что готова спокойно проститься, отпустить туда, откуда выход был гарантирован далеко не каждому, кольнуло в груди острой болью, оседая на языке послевкусием разочарования. Разозлился на самого себя за подобные чувства. Просто моя девочка достаточно сильная, чтобы не очернить последние наши часы вместе банальной женской истерикой.
Впиваться пальцами в её живот, всё сильнее вжимая в себя в стремлении стать одним целым. Сохранить её под своей кожей. Только от одной мысли, что оставляю её здесь, колотить самого начинает. От ревности дикой, что без меня хотя бы один день встретит…и от страха. От бешеного страха, потому что я не смог предотвратить нападение, находясь рядом…что если будут ещё, когда я буду физически неспособен помочь? Но и другого пути я не видел.
Только не после допросов охотников. Всех этих ублюдков, которые каждый в своем соло трусливо пели о задании нейтралов. Нейтралов, бл**ь! О задании уничтожить семью Николаса Мокану, при этом оставив в живых его самого. И нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, что это было своеобразным приглашением на разговор. Конечно, я догадывался, с какой целью нейтралитет хотел видеть именно меня. Сотни человеческих трупов и трупов бессмертных не могли пройти мимо его внимания. Удивляло только, что самая сильная раса нашего мира доверила свою работу охотникам. Я старался не думать об этом. Разве имело значения, кто выпустит следующую пулю в моих детей или жену? Абсолютно никакого.
И да, как и Марианна, я понимал, что меня могут оттуда не выпустить. То, что я совершил несколько месяцев назад, каралось самым жестоким образом. Но если до сих пор никто из вершителей не соизволил явиться, чтобы снести мою голову с плеч хрустальным мечом, означало, что у меня есть все шансы не откинуть копыта на вершинах нейтральских гор.
А еще у меня была своя цель – узнать как можно больше о своих способностях. И единственные, кто мог помочь мне с этим, сейчас терпеливо ждали моего визита.
Обхватить подбородок Марианны пальцами и склонить к себе её лицо, чтобы коснуться губ нежным поцелуем. Пытаясь раздвинуть языком плотно сомкнутые губы. Моя девочка на другой волне. Не хочет сдаваться, ожидая клятвы. Ожидая надежды. Тихо зарычав, всё же ворваться в её рот, языком обвивая её язык, сплетая и тут же выскальзывая обратно.
– Клянусь. Вернусь.
Ещё одним поцелуй, застонав, когда зарылась пальцами в мои волосы, притягивая к себе.
– Вернусь за очередным глотком воздуха, малыш. Обязательно вернусь. Иначе сдохну.
ЭПИЛОГ
Он уходил, а я не могла разжать пальцы…Обняла у двери, и меня заклинило, не могу расцепить руки, впилась в воротник рубашки с такой силой, что, кажется, режу себе ладони о льняную материю и трясет всю. А он целует…в шею, в щеки. Чувствую напряжение… и эти жалкие попытки растянуть на вечность последние секунды. Еще немножко, еще пару мгновений. Пожалуйста. Совсем чуть-чуть. Запястья мои у себя на шее перехватил и осторожно отцепил от воротника, пальцы ледяные к губам прижал и в глаза мне смотрит. А я не знаю, вслух или про себя:
– Ты обещал…ты обещал мне.
Отходит назад и руки мои медленно отпускает, а меня начинает накрывать. Сильно, уже невыносимо сильно, и я вот-вот сорвусь на вопль. На унизительный крик. Вцепиться в него мертвой хваткой и не дать уйти. Не дать покинуть меня снова. Мне страшно. Как же мне страшно отпускать его. Наверное, он видит это в моих глазах, потому что сам бледный до синевы и челюсти сжал. Жалеет, что сказал… и я понимаю, почему раньше не говорил. Это безумно сложно – вот так уходить, сложно рвать с мясом и оставлять, когда боль от расставания режет на куски.
