* * *
Я не знаю, что он со мной делает. Это невообразимое, бешеное возбуждение, и мне в вены как будто впрыснули один из запрещенных наркотиков, от которых похоть брала верх над любым живым и неживым существом, и оно готово было сдохнуть лишь бы унять адский зуд, получить разрядку любыми способами, грязно и дико совокупиться. Именно это я чувствовала рядом с ним. И я, черт его раздери, не знаю, делал ли Шторм это специально, или между нами что-то происходит. Что-то дикое и неправильное. У меня рядом с ним разум мутится, и от запаха его кожи дрожит каждое нервное окончание, а соски налились до такой степени, что, кажется, они лопнут от невыносимого удовольствия быть сильно сжатыми его руками… и эти перчатки, заставляющие кожу покрываться мурашками, заставляющие меня дрожать и кусать губы, чтобы громко не застонать, призывно раздвигая ноги и позволяя наглым пальцам скользнуть между ними. И даже не застонать, а громко, гортанно всхлипнуть, когда они вошли в меня, и я инстинктивно стиснула их изнутри, чувствуя, как по спине катятся ручейки пота от напряжения и ненормального желания ощутить эти пальцы еще глубже в себе. Резче и больнее. И не только пальцы. Лечь под него и стать его женщиной. Умолять взять меня. Все мысли испаряются к дьяволу, и я больше не я. А какая-то стонущая и истекающая соками самка, которая лучше умрет, чем позволит ему оторваться от своего тела. Оно помнило, что такое единственный оргазм, испытанный только с ним. И жаждало получить этот кайф снова. Моя проклятая сущность топила последние остатки разума, она преобладала над всеми инстинктами. Она хотела секса. С ним. Сейчас.
— Поиграй….
Впиваясь в волосы на его затылке и закатывая глаза.
— Я хочу, чтоб ты в меня поиграл…Шторм.
Извиваясь на его пальцах и срываясь на стон. Потом. Все остальное потом… я найду способ убить его или хотя бы сбежать. Только пусть закончит со мной. Пусть уймет эту невыносимую боль и адскую пульсацию в мышцах лона и клиторе…о, как же невыносимо я хочу, чтобы он к нему прикоснулся. Хочу тереться о его пальцы твердым, набухшим узелком, пока не взорвусь в оргазме. Как в прошлый раз…и картинки. Снова картинки, где он не просто меня ласкает, а вбивается в мое тело на дикой скорости, а я вою его имя и раздираю до мяса мускулистую смуглую спину, изгибаясь и обвивая его торс ногами. И мне хорошо…мне до безумия хорошо с ним. Будь он трижды проклят. Как он это делает?
Повернула голову и, закрывая в изнеможении глаза, бесстыже и жалобно простонала.
— Играй…не останавливайся.
* * *
Остановился. Охреневший. Изумлённый. И ни черта не понимающий. И я не знаю, понимает ли она сама, что эти картинки…это ОНА их транслирует. ОНА мне, а не я ей. Снова она. В тот первый раз…я думал, это получилось случайно. Да, я столько думал над каждой секундой нашей первой и единственной встречи, пытаясь разложить по полкам, пытаясь осознать, каким образом эта девчонка…она не нейтрал — это сто процентов, но каким образом ей удаётся мне передавать эти образы прямо в голову. Как у неё получается ретранслировать свои мысли в моё сознание…и даааа, меня колошматило от этих её мыслей. Грязных. Развратных. Сопряжённых с неистовой яростью, с которой я вдираюсь в её тело. С которой она подмахивает мне бёдрами и кричит в мои губы…они так близко к её губам, что там, в её голове они почти соприкасаются. Я почти соприкасаюсь так, как не касался ни одной женщины. Имел их самыми разными способами…но никогда — ртом. А в её мыслях я имею её именно так. Губами. Языком. И одному дьяволу известно, каких сил стоит сдержаться, чтобы не застонать, когда её губы…её проклятые алые губы так сладко раскрыты, так близко, обжигая лихорадочным дыханием, что у меня сводит скулы от желания смять их своими.
Ворваться языком в этот зовущий, страстно стонущий рот…и я, мать вашу, не знаю, откуда эти фантазии. Тоже от неё? или уже мои? Чертовщина…самая настоящая. Потому что на короткий миг, на долю секунды исчезло её тело и моё, сплелись воедино моими пальцами в ней и её пальцами на моем затылке, в который вонзается острыми ноготками. Драааазнит….трётся о член так неистово, что кажется, еще пара движений бёдрами, и я кончу в штаны, даже не коснувшись её плоти. Раскрытая. Такая раскрытая для меня сейчас, что я позволяю себе влезть в её сознание, чтобы увидеть, как прячет флэшку в маленькую деревянную шкатулку. Только не могу определить, где она.
— Хорошая девочка, — и застыть, ловя открытым ртом её рваные выдохи, когда пальцы коснулись набухшего, пульсировавшего узелка между складками лона.
— Где флэшка, Ами? — сильно сжав рукой её бёдра, не позволяя отстраниться и продолжая касаться…всего лишь легко касаться её там, зная, видя, что она требует большего. Куда большего. Ничего, малышка, потерпишь…как терплю я сейчас. Приговор тебе вынесен, но это не значит, что твое последнее желание не будет выполнено. Мы его исполним вместе. Исполним несколько раз. Ровно перед тем, как маленькой агаре снесут голову за содеянное.
— Отдай её мне…и я позволю тебе…победить, — и снова скользнуть в неё пальцами…и рассвирепеть от похоти. От лютой похоти, в которой меня заколотило. И не успев подумать о том, что делаю, поддастся инстинкту. Странному. Непривычному и необъяснимому. Впиться клыками в её плечо, чтобы унять ту боль, что охватила всё тело. И зарычать, потому что я угадал. Эта сучка оказалась адски вкусной.
* * *
Ненависть вплетается в похоть кровавыми нитками, соединяется с ней, скрещивается в невыносимо едкий концентрат, от которого трясет все тело, и я чувствую его пальцы, наглые, умелые, настолько подло умелые, что от каждого касания клитор словно колет тонкими иглами наслаждения, и мне хочется, чтобы сжал сильнее, хочется до боли втираться горящей промежностью в эти пальцы под жесткой кожей перчаток. Это колдовство, это ведь не настоящие эмоции…он что-то делает со мной. Мерзавец, до боли красивый мерзавец с глазами-пропастями и сочными губами заставляет меня изнемогать от вожделения, сравнимого по своей силе со штормовыми волнами, с цунами адских размеров.
И этот вкрадчивый голос. Нет, он не требует, он этим голосом словно делает первый толчок внутрь моего сознания… и до меня пока не доходит смысл сказанного. Я бешено трусь о его член, инстинктивно, с жалобными стонами в жажде получить разрядку, пытаясь усилить давление на пульсирующую плоть.
— Отдай ее мне.
И я, не выныривая из дурмана, все же понимаю, что ублюдок играет мои телом, манипулирует им, дёргает за ниточки, как игрушку, но мозг выдает сильнейший протест, при этом совершенно не притупляя похоть и не сбавляя силу возбуждения. Вошел в меня пальцами и в ту же секунду вонзился клыками в плечо, яд вампира потек по венам, вспенивая кровь и срывая меня за точку невозврата.
И я ощутила, как мощная судорога пошла от сильно сократившихся мышц лона к клитору, и все вспыхнуло даже от простого касания к перчатке напряженной изнемогающей вершинкой. Легчайшее прикосновение, разодравшее все тело наслаждением. Меня выгнуло и затрясло в чудовищно сильном оргазме с громким: «нет флешкиии…» прямо ему в губы, почти притрагиваясь к ним своими и выдыхая в них яростный крик наслаждения, который не смогла сдержать.
