— Да, Медуза, — быстрый взгляд в мою сторону и обратно на Ами, — у твоих женоподобных друзей где-то в закромах отыскались яйца, которыми они решили громогласно звякнуть.
Да, это я назвал её Медузой. Потому что это имя подходило ей больше всего. Хрупкая. Красивая. И в то же время опасная. Смертоносная. Способная прикончить одним прикосновением. Идеальная убийца, если ее правильно обучить. А кто-то это сделал ещё до нас, как бы поначалу она ни скрывала свой уровень. Ами дралась как заправский солдат спецотряда, но с изяществом, присущим гимнасткам…и я мог заворожённо смотреть её спарринги. Один за другим. Перематывая видео тех тренировок, на которых отсутствовал сам. Смотреть и невольно улыбаться тому, как грациозно она ставила на колени профессиональных бойцов. Конечно, с условием, что они не применяли свои ментальные способности. Впрочем, иногда мне приходило в голову, что я понятия не имею, чья сила действеннее. Наши игры с сознанием или дурманящий аромат Шай, с лёгкостью превращавший привыкших к столетиям целибата нейтралов в озабоченных кобелей.
Как отреагировал на это имя Морт? Ведь, по сути, я снова нарушил его слово, отказавшись прилюдно назвать Ами Молнией. Но мне этот псевдоним показался слишком не её. Слишком чужим. И Глава просто стал называть её именно Медузой, давая тем самым понять, что принял мой вариант.
— Катриоль, — Морт внимательно следит за реакцией Шай, которая еле заметно вздрогнула при этом имени, но это движение успели заметить мы оба. Значит, агара была знакома с ним. И учитывая, кем она являлась, я старался не думать о том, насколько близко она общалась с предводителем армии эльфов, — что ты знаешь о нём?
— Он, — розовый язычок быстро облизнул губы, и я отвёл взгляд, чтобы скрыть то возбуждение, которое вызвало это простое действие, — он очень жестокий мужчина…и он любит мальчиков, насколько мне известно.
И какого хрена мне это открытие принесло грёбаное облегчение? Какого хрена меня вообще должны так беспокоить предпочтения этого ушастого извращенца?
— А вот это хорошо.
— Но я не понимаю, зачем тогда вам я? Почему не отправить соблазнять его кого-то другого? Более подходящего?
А через секунду я в пятисотый раз за эти пару дней захотел свернуть её тонкую шею. Когда Морт сначала вдруг усмехнулся, а потом захохотал, запрокинув назад голову…а я заметил аккуратно спрятанный за её плечом и нагло направленный в мою сторону указательный палец.
«Медуза нарывается…очень сильно нарывается.»
«Медуза всего лишь предлагает наиболее реальные варианты».
«Что не спасёт тебя от наказания».
«И что ты сделаешь, Шторм? Снимешь свои перчатки и, наконец, отшлёпаешь меня по заднице?»
Иииии от этой картины, моментально возникшей перед глазами, в паху заныло с адской силой.
«Нееееет, — посылая ей в ответ мысленным слайдом, чтобы с удовольствием увидеть, как появился влажный блеск в тёмно-синем взгляде…и тут же поменять его на другой, торжествующе наблюдая за тем, как девчонка впивается в собственное запястье ногтями, чтобы не застонать, — заставлю сначала извиниться, затем отполировать мой член этим острым розовым язычком, а после ты будешь долго и с упоением глотать моё прощение».
— Потому что ты хамелеон, девочка, — Морт недовольно прервал наш разговор. И я был уверен, он знал, что мы общались мысленно, — ты станешь тем самым, подходящим мальчиком.
И ещё один нахмуренный взгляд, на этот раз на меня с молчаливым требованием отпустить сознание агары.
Морт пододвинул к нам ещё одну фотографию. На ней был изображён невысокий худой паренёк лет семнадцати на вид. Его светлые вьющиеся кудри спускались до плеч и были стянуты золотистым обручем, инкрустированным драгоценными камнями. Большие зелёные глаза смотрели прямо в камеру, и мальчик нахально усмехался, глядя на того, кто снимал его.
А затем Глава поднял эту фотографию, и под ней оказалась другая. С тем же юнцом, но теперь он лежал в гробу, укрытый синими цветами, а над его телом неподвижно стоял тот самый командующий эльфов Катриоль с каменным выражением лица.
— Ты станешь им. Прямо сейчас.
К чести Шай, она не задала больше ни вопроса…а через мгновение я затаил дыхание, наблюдая самое настоящее волшебство. Потрясающее зрелище, от которого замерло сердце и, кажется, перехватывало дыхание. Перед нами стоял тот самый мальчик, но теперь его волосы были тёмно-каштанового цвета, а глаза сверкали синим небесным цветом.
— Умница, наша девочка.
Морт довольно улыбнулся и подмигнул ей, а она как-то расслабленно выдохнула, словно не была уверена в том, что её затею одобрят.
— Даже нейтралам не под силу воскресить мальчика. Но специально для столь знатного господина мы подберём ему наиболее похожего.
Она…он перевёл триумфальный взгляд на меня и приосанился, вздёрнув правую бровь.
«Что такое, Шторм? В таком виде мой язычок больше не возбуждает тебя?»
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. СЭМ
Задание прошло идеально. Медуза достала рукописные протоколы собрания повстанцев из его потайной комнаты Катриоля, едва не потерявшего остатки разума, когда он увидел точную копию своего возлюбленного в соседнем городе. И одному бесу известно, как такой опытный и расчётливый воин, как он, смог попасться на нашу провокацию. Впрочем, перед некоторыми слабостями мы можем быть так глупо бессильными. Теперь я это знал по себе. Когда в голове навязчивой, раздражающей до зубовного скрежета музыкой играли ноты вожделения. Всегда одну и ту же мелодию, разрушавшую все мысли, кроме одной. Наконец овладеть Ами. Моей агарой. Я пытался выбить её из головы. Порвать к чертям все струны, чтобы больше не слышать эту разрушающую мелодию похоти. И каждый раз тщетно. Каждый долбаный раз… и всё больше понимал идиота-эльфа, так нелепо попавшегося на легенду Медузы. Потом, когда мы выпотрошили не только его потайную комнату, но и его воспоминания, в которых всплыли некоторые имена…и к сожалению, образы не только демонов, но и высших. Точнее, Морт назвал их таковыми. Так вот…в тот день я смотрел на его обездвиженное развалившееся на диване бесполезной тушей мускулов тело и думал о том, как превращает эта дрянь мудрых и могущественных мужчин и женщин в жалкие подобия самих себя. Эта дрянь — любовь или похоть, я больше склонялся всё же ко второй, она обезличивала их, сгибала в такие позы, в которых они становились наиболее уязвимыми и беспомощными. И я отчаянно не хотел становиться одним из таких. Недоличность, недомужчина, никто. Ничтожество, жалкое и убогое.
Я спускался в город и заказывал самых дорогих и чистых шлюх, чтобы забыть одну-единственную. Ложился на стерильно-белые простыни, натягивая на руки медицинские перчатки, чтобы не коснуться их кожей, и вспоминал, как меня коротило от прикосновений к другой, такой же шлюхе. Прижимал их головы к своему паху и представлял её шёлковые волосы, в которые мог бы зарыться пальцами…и в моём воображении я ласкал их без перчаток. Безумие, распространявшееся с каждым днём рядом с ней всё глубже и глубже. Не закрывать глаза, запрещая себе спать и доводя себя до изнеможения, только чтобы не увидеть во сне её. Нас. Меня в ней и её взгляд…широко распахнувшиеся глаза и отражение её боли на моём лице…я смотрел на него в зеркало её глаз, и меня колотило от такого низменного, такого дебильного и совершенно ненужного мне осознания, что никто и никогда с ней так, как я. Кем бы ни была она. Для чего бы её ни подослали ко мне…она принадлежала только мне вот так, целиком и полностью. И при каждом чёртовом воспоминании об этом — это глупое ощущение триумфа, от которого не избавиться.
