Наутро я возвращался в горы, чтобы смотреть, как Ами улыбается Зоричу, и душить в себе желание отрезать яйца сербу. Это была команда Главы: в моё отсутствие сопровождал Медузу в город с гор и непосредственно по самой территории Нейтралитета именно Серафим. Чёрт знает, почему этот выбор пал именно на бывшего ищейку, с учетом того, что он не был нейтралом и навряд ли был сильнее неё, но Морт озвучил его нам троим, намекнув, что без Зорича или без меня Медуза не имеет права отлучаться вниз.
Серб, к слову, был тем ещё ублюдком, которого хотелось прикончить все двадцать четыре часа в сутки. Причём сделать это самым безжалостным способом. Нет, сукин сын ни разу не посмотрел на мою агару плотоядно…даже если она перевоплощалась в мужчин. Я внимательно следил за ним в этот момент. В конце концов, он был достаточно умён, чтобы не связываться ней. Но этот мерзавец не упускал возможности отпустить свои идиотские шутки.
— Всё же сообразительный у вас в Нейтралитете дизайнер, — мы в очередной раз наблюдаем с ним из кабины за спаррингом Ами с одним из карателей, — водонепроницаемая одежда для тебя — самое то.
— Что? — не понимая, что серб имеет в виду, но подсознательно ожидая от него подлянки, — В каком смысле?
— В прямом. Говорю, премию ему надо выписать.
— Зорич, — сдерживаясь, чтобы не сломать его аристократический нос, — мы давно уже выяснили, что юморист из тебя так себе, так что…
— На вот, — он достал белоснежный платок из кармана своего пиджака и протянул мне, — слюни протри, всю форму заляпал, глядя на свою агару. Только и слышно: кап-кап-кап. Скоро голова начнёт болеть.
Подонок. Усмехнулся, продолжая смотреть на Медузу, в этот момент ловко пригнувшуюся от удара ноги соперника, и снова уверившись, что чертовка намеренно не раскрывает нам весь свой боевой потенциал. Не доверяет, предпочитая играть роль более слабой женщины.
— Головная боль — это удел смертных, Сер. Возможно, чем больше общаешься с ними, тем больше набираешься их привычек и недугов. Побочный эффект, так сказать.
Внимательный взгляд на него, и он замолкает, захлопнув рот и явно не решаясь ответить. Лишь на мгновение глаза вспыхнули ярко-красной яростью, и уже в следующую секунду он уставился на мониторы и не произнёс больше не слова в этот день. Как впрочем, и всю следующую неделю. И нет, я не думаю, что задел его тонкую душевную организацию. Собственно говоря, конкретно его можно было назвать как угодно, но только не ранимым или сентиментальным. Скорее, Зорич пытался узнать, откуда я узнал о его маленькой тайне с тёмными волосами и большими глазами. Тайне, которую он тщательно скрывал ото всех, и я подозреваю, даже от Главы.
* * *
Я прокручивал в голове раз за разом один и тот же короткий фильм. Он состоял из нескольких кадров, и каждый следующий был страшнее и омерзительнее предыдущего, а я словно загипнотизированный играл с собственным сознанием, запуская его по-новой, чтобы снова застыть над просмотром.
Фильм, который подглядел в голове Ами. По совету Морта. Фильм, который увидел он. По истечении нескольких дней, когда она была в моих руках, именно Глава первым обратил на них внимание. На ужас и ненависть маленькой рыжеволосой девочки, родившейся вследствие изнасилования её матери. Я не запомнил её лица…точнее, мне её лицо не говорило ни о чём, потому что я знал о её кончине из тех же воспоминаний Шай…но вот её отец. Точнее, тварь, породившая её, и его лицо врезались в память, как врезаются смертельные враги. Я впервые позволил себе впустить чьи-то эмоции. Впервые позволил себе вдыхать их полной грудью и чувствовать, как молниеносно поражает аналогичный её яду яд ненависти и мои лёгкие. Распространяется по ним, испепеляя плоть, превращая в жалкий серый пепел и оставляя после себя только намерение однажды кинуть эту рыжую голову ей под ноги. Кинуть и смотреть, как она пинает его маленькой ступнёй. И ведь я искренне хотел сделать это. Найти этого садиста и подарить ей на память любую его часть тела, которую бы она ни попросила. Я мог заставить его орать вечность в подвале замке, чтобы она могла в любую минуту спуститься туда и наслаждаться его бесконечной агонией…но чутьё подсказывало: будь это мерзавец до сих пор живым, Ами, скорее, вонзит мне в ответ хрусталь в грудь, чем оценит подобный подарок. Эта чокнутая дура так же желала убить своего уже мёртвого отца, как хотел я своего живого.
* * *
Я осматривала гостей, отыскивая нужный мне объект и стараясь, взять под контроль все свои эмоции и не смотреться в зеркало, чтобы не впасть в состояние едкого бешенства, когда не остается ни одного желания, кроме адской потребности разбить стекло, отражающее длинные ярко-рыжие космы, завитые в тугие локоны.
Он сделал это мне назло. Проклятый Каратель, так тонко улавливающий каждую эмоцию, заставил меня стать ядовито рыжей. По его мнению, этот цвет больше всего подходил для соблазнения и бросался в глаза. Но я была уверена, что он это сделал потому что я, увидев этот цвет, стиснула руки в кулаки и с трудом сдержалась, чтобы не ударить ими по своему отражению.
Но я бы лучше сдохла, чем рассказала сынку Дьявола, отчего так ненавижу этот цвет. Он никогда не узнает, какие кошмары преследуют по ночам маленькую Шай. Никто не узнает. Я не позволю. И, стиснув зубы, я терпела пока на меня цепляли разные тряпки и выводили к нему на оценку. Как дорогую кобылу или вещь, приготовленную для лота. Никогда я не чувствовала себя так, как сейчас. Ни разу, даже в пансионате, когда нас выводили для клиентов, и меня, конечно же, не отдавали никому, но Ибрагим любил, чтоб я сомневалась. Чтоб я знала, что в один из таких разов меня отдадут, и я стану добычей какого-то вонючего ублюдка, заплатившего за меня моему сутенеру, притворяющемуся чуть ли не моим отцом.
Тогда мне было все равно, и я была готова к тому, чему меня учили всю мою жизнь и только рядом с Самуилом Мокану я ощутила себя дешевкой, ощутила себя нечистой и недостойной даже кончика его венценосного мизинца…И меня злило даже то, что меня это злит. То, что меня волнует, что он думает обо мне.
Каратель остановился на черном платье. Если бы я не была настолько напряжена, я бы оценила выбор Шторма, потому что он был безупречен. Тонкий черный шелк, усеянный мелкими драгоценными камнями, обнажающий плечи и спину, а так же открывающий половину груди. Я бы, скорей всего, выбрала этот наряд и сама. Но мне было сейчас все равно. Плевать, в чем я одета, я выполню все, что от меня требуется, но вонючий демон не уложит меня в постель. Я лучше отрежу ему яйца.
Мне показали его фото. Напыщенный высокомерный гад, я видела его у нас в пансионате. Он приезжал выбирать себе девочек, которые потом не возвращались обратно. О них даже не вспоминали. Имя исчезало со шкафчиков, и вместо него появлялось новое. У меня была прекрасная память на лица. Я его «сфотографировала» и уже не забыла бы никогда…чтобы однажды убить ублюдка. А точнее, сегодня…несмотря на то, что мне приказали его всего лишь усыпить.
Рафаэль опоздал, а едва вошел в залу, его тут же окружили шлюшки обеих полов, пасущиеся на каждой вечеринке в поисках богатого покровителя и кочующих из руки в руки. При этом никто и никогда не назовет их оскорбительным словом «агары». Они слегка обнищавшая знать или несчастные вдовы, или дочери, которых пытаются пристроить получше любимые родители и готовы обручить с извращенцем, который трахает как мужчин, так и женщин, иногда одновременно, а потом некоторые из них пропадают без вести.
