— Вытащить тебя хочу, — садится напротив.
— С чего такая забота?
— Папашу нашего прижать надо. По счетам его заставить заплатить хочу.
— О как… — протягиваю.
Чую, интерес у него есть еще другой. Скрытый.
— Хорошо что ты сознался. Так проще будет тебя вытащить. Типа исправился. Осознал. Плюс бабосиками подогреть кого надо. В общем, шансы отличные, — достает бумаги и просматривает их. — Если бы несознанка, там все сложнее.
— И что ты за свою щедрость хочешь?
— Расплаты для того, кто тебя сюда упек, уже второй раз,- поднимает голову, а там столько ненависти.
— И ты знаешь кто? Есть доказательства?
— А ты типа не знаешь? — хмурит брови.
— Выкладывай…
— Папаша наш. Кто ж еще, — говорит как само собой понятную истину.
Вот тогда на этой встрече Вадим и открыл мне глаза, кто наш папаша. Показал всю его «огромную отцовскую любовь».
Далеко не все. Список «подвигов» Льва слишком большой. Я до сих пор узнаю новые детали. Но тогда откровений Вадима хватило.
Знаю, не врал, брат.
Только спустя много лет, мы узнаем, что не братья мы по крови. Но при этом нас в тот день соединило нечто большее, что все же делает нас братьями, несмотря ни на что.
Не забыл я и просьбу Славы. Понял, что знала она про приход Вадима. Не проста змеюка. Но возможно, она мне еще пригодится. Зачем не знал, чуйкой руководствовался.
Вадим не отказал. Хоть Бодька ему никто был. Он его знать не знал. Но обещал пошаманить.
Слово свое сдержал. Через месяц Бодька покинул казенные стены и оказался за воротами. У него статья была проще, соответственно и хлопот меньше.
А вот со мной было сложнее. Не все получилось с первого раза. Брат не сдавался. Спустя семь месяцев я получил свободу.
Двери тюрьмы закрылись за мной. Я вдохнул запах свободы и задохнулся от горечи. Отец украл у меня пять лет жизни. Пусть я отмотал не полный срок, но пять лет… пять долгих лет вдали от нее… от моей Василисы…
Я ненавидел его из-за нее. И моя ненависть росла пропорционально моей одержимости голубкой.
— Наконец-то воля, Ник! — Бодя приехал за мной на тачке.
Больше никого.
Ожидал ли я ее увидеть? Нет. Знал… не придет… Но все ж мыслишка мелькала, а вдруг…
Воля дарит надежды. Теперь все будет иначе. Я уничтожу Льва и заберу себе свою Василису.
Тюрьма не убила во мне наивные мечты безумца. С голубкой мой мозг отключался.
Я вышел в центре города. Бодька неплохой мужик, но его общество сейчас напрягало. Снял номер в отеле. Подошел к окну. Смотрю на дождь за окном… так непривычно нет решеток… дождь воспринимается иначе… тут все другое… кроме воздуха, его по-прежнему нет без Василисы.
Узнал, что Льва нет в городе. А где же она? В их доме Василисы нет. Понимал, что при желании она легко меня найдет. Но я не мог сидеть на месте. Изнывал от желания увидеть ее. Мы не виделись три месяца… Я задыхался, иссыхал… мне срочно нужна была Василиса…
Со Львом она не уехала, тогда где она?
На второй день под вечер Вадим уговорил меня поехать в ресторан. Все ж как-никак на волю вышел. Я согласился, были дела, которые надо было обсудить. Кроме Василисы мне надо было осваиваться на воле. Прыгнул на свой байк и помчал к месту встречи.
— Здаров, брат! Мы тебя уже заждались, — Вадим ждет меня за столиком.
А я уже ничего не вижу. Рядом с ним стоит моя голубка… Он ее по-хозяйски обнимает за талию.
— С освобождением, Никита, — ее ангельский голос раскалывает сознание.
— Василису ты знаешь, но представлю ее тебе еще раз, как свою возлюбленную, — говорит Вадим и целует ее в губы.
Глава 22
Адекватный человек бы все понял, отступил, переболел и стал бы жить дальше. И это было бы самым лучшим решением в моей ситуации. Но меня держала моя одержимость, она поработила, и у меня не было ни малейшего шанса спастись.
Нет, не тюрьма закаляет. Отсидка по сравнению с реальностью — рай. Там я мог тешить себя иллюзиями и ничего не видеть. А тут я сидел с ней за одним столом, поддерживал болтовню брата и умирал, каждую секунду ощущал, как сгораю заживо, как боль сжирает мое сердце, как демоны гложут мои кости. И я воскресал, чтобы вновь погибать под взглядом небесных глаз.
— Мы так ждали твоего освобождения, — поет ангельским голоском.
— Да, нелегко было. Но справились, — поддакивает Вадим.
Они в целом выглядят как одна дружная команда. А я… я так… с боку… бедный родственник
— Спасибо, — выдавливаю из себя. Выпиваю уже пятую чашку кофе.
— Осторожней с кофеином. Сердце от него барахлит, — выдает голубка, а я смотрю как пушистые длиннющие ресницы обрамляют ее полу прикрытые веки. Как хочется к ним прикоснуться, заключить ее в объятия, и услышать, как она меня ждала.
Идиот. Она строила свою жизнь. Отец. Брат… Кто еще?
— Как там Лев? Вы все еще женаты? — спрашиваю глухо.
— Пока да. Так надо. Но мы это скоро исправим, — отвечает за нее Вадим. Обнимает голубку, марает ее своими грязными лапами. Не знаю, как мне удается усидеть на месте, кулаки чешутся, а сердце… от него уже мало что осталось.
— Месть, — подытоживаю. Конечно, Вадиму нужен исполнитель.
— Она самая. Васе тоже не сладко приходится.
— А ты как, Никита? — как же она произносит мое имя, с придыханием, нежно, словно крик души, — Уже освоился на воле? Помощь нужна, ты не стесняйся, мы с Вадимом поможем.
Да! Ты мне нужна! Невозможная предательница!
Она играет, забавляется, а я все равно вижу ее белые крылья за спиной. Презираю себя, злюсь на нее и сгораю в муках отчаяния. Неужели я ее теряю? А разве она была моей? Что для нее значат наши тюремные свидания? Ничего… приключение… Зачем ей бывший зек, если у нее есть перспективный Вадим. А брат… я вижу ту же одержимость в его глазах. Он болен аналогичной болезнью под именем Василиса. И он точно так же пойдет на все ради нее.
— Справлюсь, — и ей в глаза, жестко, держу ее взгляд, открываю свой ад, пусть заглянет, пусть почувствует. И она ощущает, вижу, как едва заметно вздрагивает, как тень пробегает по идеальному лицу.
— Не стоит скромничать, — и мне в глаза, бьет своей энергией, принимает вызов. Она очень быстро берет себя в руки, снова улыбается мне… брату…
Что в ее голове? Какова ее игра? Что ей надо?
Никогда мне не найти ответы на эти вопросы, она унесла их с собой на небеса…
— Да, деньги, жилье, Ник, чего молчишь. Ты ведь все потерял, — забота Вадима сейчас для меня как насмешка.
