Любимая песня отца, блин! Сейчас вдарить кулаком по стене.
– Сказал кочегар кочегару, – подхватываю сразу же. И мысленно удивляюсь, как мне удалось запомнить эти песни полностью. Ни одной современной не знаю.
Тяну печальный мотив вслед за математиком и снова, как на машине времени, переношусь в детство.
Во дворе полыхает мангал. Дядя Паша ворошит дрова, сбрызгивает их водой. А мама с Кристиной Годаровой, шушукаясь о чем-то своем, нанизывают мясо на шампуры. А мы с Руськой, стянув со стола овощи, сыр и печенье, устраиваемся в шалаше неподалеку. Из дома с блюдом выходит тетя Марина, мамина сестра. А за ней лениво вразвалочку – отец. И смех замирает на губах у матери. Мне кажется, я даже вижу слезы у нее в глазах. Она светски улыбается Кристине. Зовет нас с Руськой мыть руки. И как ни в чем не бывало подает отцу шампуры с мясом. А потом быстро уходит в дом.
Марина, твою мать!
Блин! Как же я не допер до этого раньше!
В этом ракурсе вся история со взрывом принимает другой, более чудовищный оборот. Сколько продолжалась эта связь? Наверняка прекращалась на какое-то время, а потом все начиналось заново. А мать знала. Наверное, ставила отцу какие-то условия.
Тру морду, размышляя о наболевшем. Могла ли она от отчаяния заказать отца и Марину? Легко!
И как мне раньше не пришел в голову подобный расклад? Не бизнес, блин! Не чертовы конкуренты. А месть оскорбленной женщины. Если отец решил развестись и выдвинул матери условия, то подписал сам себе смертный приговор.
Придурок, блин! Жить с богиней и крутить роман с дворняжкой. Вот только богини в гневе крушат все подряд. И сейчас я молю бога об одном.
Мама моя, не навреди, пожалуйста, Любе! Я люблю ее!
Глава 25
Тимур
Следующие два дня мы с Денисом внимательно наблюдаем за охраной. Хоть наши тюремщики в балаклавах и почти одинаковой комплекции, на третий день мы уже без труда можем отличить разные смены. Запоминаем все. Как люди держат оружие. Как мужик на раздаче передает тормозки. А еще о многом говорят глаза. В первой смене народ более флегматичный. На лице раздатчика время от времени появляется подобие кривой ухмылки, и у него трясутся руки. Нервничает, падла! Ни разу не боец.
Другой время от времени вытирает руки о штаны. Тоже на пределе мужик. Зато третий в этой бригаде реально крут и непробиваем. Смотрит спокойно, почти равнодушно. Походка пружинящая, немного расслабленная. Но с первого взгляда ясно, это хищник, всегда готовый к прыжку.
Во второй бригаде все наоборот. Два крутых мена и один боязливый тип. Он каждый раз растерянным взглядом обводит камеру. Словно хочет сказать «Куда я попал? Мама, забери меня обратно!».
– Нужно действовать, когда все три баклана окажутся в одной смене, – шепчет мне Денис. – Они же тоже люди. Могут заболеть, переломать ноги, или сдохнуть.
Усмехаюсь криво. Мой телохранитель прав.
– Надо бы чуть-чуть подкачаться, Семеныч, – так же тихо продолжает Денька. – Давай начнем тренировки.
Я только за, но качаться в полной темноте мне еще не приходилось.
Начинаем с отжиманий. Сил хватает только на пятьдесят. Если еще тут посидим, превратимся в дряхлых стариков. Бежать надо в ближайшее время. Не фиг играть в поддавки.
Меня ждет Люба! И это старый хрен Алимов, вилы ему в печень.
Закрываю глаза, пытаясь представить, как лучше напасть на охрану. Можно, конечно, сперва стулом, а потом отобрать автомат. Стрелять, конечно, я не собираюсь. А вот прикладом от души врежу.
Денис же настроен решительно. Дай ему автомат, и он в капусту покромсает наших обидчиков. Хотя лучше не стрелять. На шум сбегутся остальные.
Остается только дождаться удобного момента и сделать ноги.
Но утро приносит полное разочарование. Все с точностью до наоборот. К двум наемникам из второй бригады добавили отморозка из первой.
Чуть заметно мотаю головой Денису.
Не сейчас.
Получаю свою печальную пайку и неожиданно слышу шум в коридоре. Прислушиваюсь настороженно. Охранники тоже встают в стойку. Раздатчик норовит побыстрее выдать паек. А один из тюремщиков делает шаг в коридор. И тут же вваливается обратно с окровавленной мордой. Видимо, кто-то оказался лучше подготовлен.
В камеру врываются люди. Человек пять мужиков. Тоже в балаклавах и черной форме.
Что происходит, твою мать?!
Раздатчик, дрожа, поднимает руки, а второй тюремщик, улыбаясь, не двигается с места.
Сфинкс, блин!
Выжидающе наблюдаю, как люди в балаклавах бьют друг друга. В ярком свете черные фигуры кажутся нереальным театром теней.
Переглядываемся с Денькой. Но с места не двигаемся. В такой ситуации можно и на пулю нарваться.
Ребятки утрамбовывают прикладами наших тюремщиков. Пристегивают их друг к другу наручниками. А потом удивленно смотрят на нас.
– Что сидите? Быстро на выход! Янычар, твою мать, пайку схомячить хочешь?
– Суровый! Чтоб я сдох! – подскакиваю с утробным рычанием. Вываливаю серо-синюю слизь овсянки на головы пленных. Наскоро обнимаю Макса.
– Все! Уходим! – быстрым шагом направляюсь к выходу. Денька тоже подрывается к нашим.
– М-меня с собой возьмите! – просит математик Вася. – Я тут один пропаду!
– Ну, куда ж без тебя? – фыркаю легкомысленно. Бросаю взгляд на Сурового. Дескать, присмотри.
Макс кивает еле заметно. Пинает ногой в тяжелой берцовке одно из охранников.
– Поговорить бы с ними…
– Оставь, потом разберемся, – велю я, забирая у другого калаш. То же самое проделывает и Денис с другим надзирателем.
Спешим к выходу, а оттуда – в длинный коридор, куда выходят еще пять закрытых дверей. Суровый поворачивает ключи, распахивает двери и громко орет.
– Народ, на выход! Свобода!
Прыгаем в черный минивен, где уже за рулем сидит Годаровский Игорек. Обернувшись, смотрю на парня, плюхающегося рядом со мной на сиденье и снимающего балаклаву.
Руслан, твою ж мать!
– Ты тут как, Года? – не верю своим глазам.
– Я, блин, несу за тебя ответственность, Янычар. Тебя смывает волной, я ныряю следом, ты вляпываешься, я разгребаю.
– Мы в ответе за тех, кого приручили, – смеюсь я. Кошусь на Деньку с математиком.
– Этого куда, бро? – кивает Суровый на щуплого Васю.
– С нами возьмем, – рычу я. – Мне сейчас стукачи не нужны.
– Тимурочка, – зовет меня наш друг математик. – Я вижу, ты большой человек.
– Да уж, – смеются мои радостно.
– В аэропорт, – отрезаю я. – Времени и так мало.
