– Аня, – повторила с надеждой я.
Марина подошла ко мне, встала на коленки, взяла руку моей подруги за запястье. Посмотрела на меня обреченным взглядом и опустила глаза.
– Она мертва, Наташ.
Подруга пыталась положить мне руку на плечо, как-то успокоить.
– Нет, – крикнула я, как будто могла что-то этим изменить. Меня всю трясло. Я продолжала держать за руку подругу, словно это могло помочь. Мозг отчаянно отказывался принимать информацию, что моя лучшая подруга, человек, которого я знала с детства, мертва. Еще пару минут назад она радостно махала мне.
Марина говорила о каком внутреннем кровотечении, о травме головы, о пробитом легком, но я не слушала ее. Не хотела слушать. Я встала, сделала несколько шагов назад, чуть не споткнулась обо что-то. Из одного из Аниных пакетов выпала погремушка. Я машинально подняла ее. Еще новая, в упаковке. Оглянулась. По всей дороге разбросаны пакеты и детские игрушки и вещи.
Наконец-то Маша смогла дозвониться в скорую. Правда, помощь была уже никому не нужна, моя подруга мертва. К нам подошли люди, спрашивали, что произошло. Я продолжала молчать, лишь смотрела на тело подруги. Меня продолжало трясти, ноги подкашивались. Кто-то говорил о том, что нужно вызвать полицию, я не реагировала, мой мир сократился до одной точки, до одной девушки, лежащей на асфальте. Я смотрела, как подошли работники скорой в желтых жилетах поверх белых халатов, как ее тело накрыли белой простыней.
Я почувствовала на себя взгляд Марины. Она позвала к себе Машу, наклонилась и что-то прошептала ей. Теперь Маша направилась ко мне.
– Марина дождется полицию. Нам незачем всем оставаться.
Но я не реагировала, продолжала смотреть в одну точку. Заметив это, она произнесла:
– Мне жаль.
И взяла меня под руку. Я пошла с ней, точнее, делала какие-то машинальные механические движения, напоминающие ходьбу. Только в такси я заметила в руках злосчастную погремушку в виде синей бабочки, из-за которой чуть не споткнулась. Сильно сжала ее. Крепкий пластик. Рукава моего пальто были в крови. В зеркале заднего вида отразилось мое бледное лицо, взлохмаченные волосы, красные от непролитых слез глаза. Маша вновь повторила:
– Мне жаль.
Она тоже была бледна, на лице не кровинки.
– Она была моей лучшей подругой.
* * *
Странная штука жизнь. Только что ты радовался жизни, планировал, мечтал – и потом она обрывается, и все твои мечты, желания, чаяния становятся прахом. Ты никогда не можешь предсказать, что случится с тобой или с кем-то другим. Ты можешь только знать, что смерть когда-нибудь придет за тобой или твоими близкими. Я помнила, когда последний раз говорила с отцом. Мне было пятнадцать, я звонила ему на работу, чтобы попросить заехать в магазин за книгой. За очередной частью Гарри Поттера, тогда все его читали. Его последними словами, сказанными мне, были: «До вечера». Только вечером отец не приехал домой. Той зимой был страшный гололед, и один из водителей не справился с управлением, когда отец переходил дорогу, направляясь к книжному магазину. Его сбила машина. Я долго корила себя, я чувствовала себя виноватой, ибо именно я попросила отца сходить в книжный. Если бы не я, мой отец был бы жив. Мама успокаивала меня и говорила, что от судьбы не уйдешь, на все божья воля.
А через семь лет и она покинула меня. Болезнь, несколько лет медленно съедавшая ее, набирала обороты. Из пышущей здоровьем женщины с формами и с пушистыми блестящими светло-русыми волосами она превратилась в тростиночку, волосы висели блеклыми паклями, глаза утратили былой блеск. В последние несколько недель ей стало хуже, пришлось лечь в больницу. Я до позднего вечера засиживалась у нее – до того момента, когда меня уже выпроваживали медсестры.
В последний вечер мама сама сказала мне идти домой. Дома меня ждал Кирилл, тогда еще просто мой молодой человек. «Утром придешь», – сказала она. А ночью ее не стало. Оторвался тромб, сказали мне врачи, легкая смерть, умерла во сне. До нашей свадьбы она не дожила. А ведь так хотела понянчить внуков, увидеть меня в белом свадебном платье.
А теперь Аня – человек, которого я знала всю свою жизнь, наверное, с того момента, как начала осознавать себя.
Я сидела на диване в пустой квартире, Марина еще не вернулась. В животе бурчало – очевидно, желудок жаловался на забывшую его покормить хозяйку, но отправляться на кухню мне не хотелось. Во мне как будто что-то оборвалось. Время, казалось, остановилось в тот момент, когда умерла моя подруга, и ничего уже прежним не будет.
А впереди мне еще предстояло самое страшное – сообщить о случившемся матери Ани. Я даже не представляла, как это буду делать. Ее номера у меня не было. А может быть, полиция уже сообщила Аниным родственникам. Или к кому там она приезжала. О том, чтобы у Ани были родственники здесь, я не знала, иначе выбрала бы другой город.
Я задумчиво вертела погремушку. С одной стороны она была синей, а с другой – желтой. Простая детская игрушка в форме бабочки и с шариками внутри. Сколько подобного добра была разбросано рядом с ее уже мёртвым телом: яркие погремушки, грызунки, подвески, мягкие игрушки, какие-то вещи в цветастых коробках. Зачем она столько набрала? У нее было полно пакетов в руках. Кому она все это накупила?
Я вновь и вновь воспроизводила в памяти наш последний разговор.
«Встретимся после тренировки. Пойду покупать подарки», – сказала мне тогда подруга. На ее губах блестела светлая розовая помада, белое пальто еще не испачкано. Она улыбалась и будто хотела о чем-то спросить, но не решалась.
Кому она шла покупать подарки и зачем было говорить об этом мне? Игрушки дарят родителям, у которых есть маленькие дети, и уж точно не подруге, так и не получившей статус матери.
На ум пришла другая брошенная ей фраза: «Ты как? Как вы?» Она смотрела с надеждой на ответ, руки сжаты, подбородок приподнят. Если с «Ты как» понятно, то что она имела в виду, когда она спрашивала: «Как вы?» Уж не про Кирилла точно, о нем она все знала. Но тогда про кого?
Хотя один ответ пришел мне в голову. Но я тут же помотала головой, отгоняя навязчивую идею. Это глупость, больная фантазия, но что, если…
«Сколько твоему? Я тоже мамочка. Поняла по растяжкам на животе», – я вспомнила слова девушки, встреченной мною в раздевалке.
«Месяца два назад родили? – спрашивал гинеколог пару недель назад.
«Так умело держишь ребенка? Опыт?» – спросила меня девушка-декретница, когда заглянула в гости на работу вместе с малышом.
Ногти левой руки до крови впились в ладонь. Я швырнула погремушку на пол. Меня колотила дрожь. Перед глазами вновь всплыл образ очаровательного пухлого младенца с огромными синими глазами и бархатистыми длинными ресницами, тянущего ко мне свои ручки. Я знала, это всего лишь сны, мне объяснял это психолог еще в роддоме, это всего лишь попытка психики справиться с потерей. Сны нереальны. Надо задушить еще в зародыше эту опасную мысль, как бы мне в нее ни хотелось поверить. Это ловушка, потом будет еще больнее. Нельзя жить мечтами, а надежда еще опаснее. Я же смирилась, я почти заставила себя забыть, нельзя терять покой, который достигался с таким трудом.
