Я поморщилась. Кирилл знал о Вадиме, и, очевидно, это его взбесило.
– Уж поменьше, чем ты со своей.
Почему-то вся это ситуация его забавляла.
– Своей? И кто же меня видел?
– Настя.
– Так, позвони ей, пусть расскажет, кого и с кем она видела, – сказал он. И я решительно не могла понять, зачем ему это, зачем сейчас выяснять то, что и так известно, но я все же послушно полезла в сумку и набрала номер. Сейчас как никогда нужно было тянуть время, так почему же не воспользоваться возможностью, которую заботливо решил предоставить сам супруг.
– Насть, привет, ты не помнишь, в каком ресторане ты видела Кирилла с его лохудрой?
– Наташ, ты о чем? – сонно проронила подруга на другом конце связи. Похоже, я ее разбудила.
– Ты сама мне пару месяцев назад рассказывала, я потом тебе еще вещи Кирилла оставляла, чтобы он смог у тебя их забрать.
Однако мои пояснения Насте ничем не помогли.
– Ты что-то путаешь. Наташ, у тебя все нормально?
– Да, – сказала я, подумав: «Если можно считать нормальным, что когда-то любимый муж собирается меня вскоре прикончить».
– Просто я тебе уже пару месяцев не могу дозвониться, а тут ты звонишь с таким вопросом… – начала подруга.
– Все хорошо, – сказала я, совсем ничего не понимая. Кирилл с Настей сговорился, что ли?
– И ты не помогала мне сдать квартиру? – все еще не оставляла попыток я докопаться до истины.
– Нет, а зачем тебе ее сдавать? – Настя продолжала прикидываться дурочкой.
Кирилл показал знаком, чтобы я положила трубку. Нечего подруге знать, что это, скорее всего, мой последний с ней разговор.
– Слабая попытка, Наташ, а ведь могла бы лучше подготовиться, ты же знала, что я тебя найду.
Мой неразумный, совершенный на эмоциях звонок – именно он привел ко мне моего убийцу. Права была Марина, что это было глупостью, но я даже не предполагала, к чему это может привести.
– И это после всех сюрпризов, которые ты мне подготовила в Сочи, чтобы подставить.
– Каких сюрпризов? – Я непонимающе уставилась на него. – Я всего лишь поменяла замки в квартире. И сдала ее квартирантам.
Супруг лишь помотал головой. Кажется, он был ослеплен своей местью.
– Я живу в этой квартире, Наташ. Ты даже ее не пожалела ради правдоподобности, как и все свои вещи. Впрочем, если ты даже паспорт свой подкинула мне в гараж, то чего удивляться?
Вывод напрашивался только один: у Кирилла явно поехала крыша. И вот сейчас мне стало по-настоящему страшно, передо мною безумец, способный на все.
– Мой паспорт у меня в сумке, – возразила я ему и достала документ. Пальцы слегка задели электрошокер, но я не решилась его доставать. Кирилл внимательно следил за мной. Более того, он сам когда-то подарил мне его в те времена, когда еще дорожил мной. Скользнуло понимание, что даже в случае успеха я все равно не успела бы скрыться: на шпильках, в длинном вечернем обтягивающем платье особо не побегаешь. Словом, не самый удачный день в моей жизни. Впрочем, каким еще может быть день встречи с мужем, который явно спятил?!
Кирилл внимательно просмотрел документ.
– Номер серии немного другой, – заявил он, обычно хваставшийся своей маниакальной памятью на цифры. Я вырвала у него паспорт из рук и открыла сама.
Цифры действительно не сходились, и это было странно. Совсем странно.
Серию и номер паспорта я знала наизусть, или все-таки не знала? Не успела я собраться с мыслями и придумать более-менее нормальное объяснение подобному, как Кирилл достал из внутреннего кармана маленькую прямоугольную книжечку, оказавшуюся паспортом, и открыл мне прямо перед носом. Это был мой паспорт, абсолютно такой же, с той же самой фотографией. Единственная разница была в цифрах.
– Даже паспортом поддельным обзавелась. Все для начала новой красивой жизни, – сказал он, смотря на меня таким взглядом, как будто падать мне в его глазах больше некуда. Я хотела, что-то сказать, как-то выразить свое удивление, но Кирилл не дал мне этого сделать.
– У меня к тебе только один вопрос: вещи дочери выкидывать было не жалко? Или все для пущей правдоподобности? Собиралась ли потом ей рассказать об отце, которого собственноручно пыталась упечь за решетку?
– Какие вещи? Какой дочери? – Я решительно не понимала, о чем он говорил. Ведь он отлично знал о произошедшем.
– Моей дочери, Наташ. Я пришел за ней, и ты отдашь мне ребенка по-хорошему или по-плохому.
Его уверенность меня пугала.
– Кого отдать, Кирилл? Ты сам похоронил ее. – Глаза тут же наполнились слезами. Я не была на этих похоронах – не смогла, мне хватило того, что вместо торжественной выписки и кучи поздравляющих друзей меня ждали лишь два документа: свидетельства о рождении и о смерти. И я бы многое отдала, чтобы второго свидетельства никогда не было. Как я молилась в родзале, как отчаянно надеялась, что врачи ошибаются и Аленка живая, но вместо криков новорожденной в зале звенела леденящая тишина, подтверждающая лишь одно: моим надеждам было не суждено сбыться. Мне, обессиленной, даже не позволили взглянуть на только что произведенного на свет ребенка, сказав, что это ни к чему. Я помню ощущение еще теплого маленького тельца, которое тут же забрали от меня. Врачи торопились зафиксировать смерть, пока я так хотела верить в обратное.
– Тридцатого мая, Кирилл, это было тридцатого мая, – тихо произнесла я, дышать было тяжело, я так долго пыталась забыть об этом дне. – И все потому, что ты среагировал не сразу, – из моих уст вырвалось обвинение, которое я столько времени пыталась держать в себе. – Мы бы успели, Кирилл, мы бы успели…
Не измена разрушила наши некогда прекрасные отношения – измену, быть может, я бы и смогла простить, – а одна несостоявшаяся жизнь, с которой мы связывали столько надежд. Смерть дочери я не смогла простить ни ему, ни себе.
Кирилл изумленно уставился на меня.
– Тридцатого мая мы как раз успели, Наташ. Правда, пришлось обоим понервничать. А в августе с новорождённой дочерью на руках ты решила от меня сбежать.
Я непонимающе посмотрела на него.
– Этого не может быть, – совсем тихо прошептали мои губы
– Я даже свидетельство о рождении сделал после твоего побега, – сказал он, вложив мне листок в руки, внимательно разглядывая меня, будто картину в Третьяковской галерее. То самое свидетельство о рождении. Пальцы дрожали, сердце бешено стучало о ребра. В неверии строчку за строчкой я перечитывала документ несколько раз, ища в нем какую-то ошибку или уловку.
– Это подделка, – тут же сказала я. Это не могло быть правдой, ибо если на мгновение допустить, что документ настоящий, моя дочь родилась 4 августа в городе Сочи, то что я делала в этот день? Кажется, смотрела здесь квартиру. Но почему же так хочется верить в эту абсурдную правду? Чудес не бывает, Наташ, ты знаешь это лучше многих. Но, даже понимая, что это ложь, я никак не могла выпустить свидетельство из рук.
