Влюбленной я уже не была.
Обиженной? Это да, пожалуйста.
Разгневанной? Получите, распишитесь.
Но уже точно не влюбленной и наивной дурочкой, которая верила и надеялась, что все-таки, у нас с ним может получиться семья.
– Алена, я не знаю, как еще попросить прощения. Я испробовал все доступные мне варианты, но ты не оттаиваешь. Я уже не знаю, что думать, знаю другое – я не хочу терять семью.
– Что-то ты нас даже семьей раньше не признавал.
Нет, я не собиралась уступать. Наш конфликт с Димой длился уже давно, и я не помышляла о том, чтобы сдаться.
Я все же присела на лавочке, достала из коляски заранее припасенную пачку миндальных печенек и демонстративно начала есть одну.
– Мы смотрим на всю ситуацию с разных сторон. Я – мужчина, который был уверен в том, что у него не может быть детей. Послушай, врачи все еще не могут понять, как это произошло, только пожимают плечами, улыбаются и говорят, что это практически чудо. А на счет Карины… я оставлял с вами охрану, когда уезжал во второй раз, и до тех пор, ребята никогда не подводили. Волк оказалась предприимчивой и подкупила их, но я-то об этом не знал. Я улетал на считанные дни. И улетал не по прихоти, а потому что с Китаем все могло сорваться раз и навсегда. А я не хочу губить дело своей семьи, которое когда-то планировал передать Саше. Я знаю, что все то, что я говорю, тебе не нравится, это не то, что ты хочешь услышать. Для тебя все это пустые слова. Я тоже сожалею о том, как поступил. О том, что оставил вас. О том, что не поверил тебе. Что подверг опасности самых дорогих людей на Земле. Но я ничего не могу изменить. Только постараться исправить и больше этого не допускать. Я хочу вас защищать. Хочу видеть, слышать, ощущать каждый день своей жизни. Хочу растить Сашу и Машу. Хочу каждое утро просыпаться в твоих объятиях, целовать тебя, слышать твой голос. Хочу кушать твои котлетки, я клянусь, я больше не смогу есть то, что готовил Жерар. Хочу, чтобы ты ругала меня, когда я неправ, и хвалила, когда поступаю правильно. Хочу, чтобы заставляла надевать одинаковые новогодние свитера. Хочу познакомиться с твоей семьей. Хочу, чтобы ты звала своих друзей к нам на барбекю каждые выходные. Хочу, чтобы твои друзья стали моими. Хочу делать тебе подарки, от которых ты вечно отказываешься и дарить тебе цветы. Каждый день. Разные. Хочу, чтобы моя жизнь состояла из тебя, меня, Саши и Маши.
– Я уже говорила тебе раньше, но повторюсь, тебе нужно в политики. Ты убедишь кого угодно и в чем угодно.
Я отвернулась и продолжила кушать печеньку, как ни в чем не бывало. По крайней мере, я изо всех сил старалась сохранять невозмутимое и холодное лицо.
После родов я почему-то сильнее прежнего похудела, поэтому опасаться за фигуру не стоило. Врачи, впрочем, в один голос твердили, что все со мной хорошо, поэтому я старалась найти во всем плюс.
Тяжело вздохнув Дима опустился рядом со мной на скамейку.
Я отодвинулась на самый краешек.
– Я скучаю.
– Скучай. Мне-то что? – Я не повернулась к Соколову.
– Хочу, чтобы ты была рядом.
– Из-за детей…
– Нет. – Ладно, на этих словах повернулась. Заглянула в грустные голубые глаза, переполненные тоской, сожалением и, кажется, отчаянием. – Я хочу, чтобы ты была рядом, потому что ты – это ты.
– А кто я? – тихо спросила в ответ.
– Ты… – Дима задумался, но лишь на мгновенье. – Самая добрая, любящая, красивая и упрямая девушка из всех, что мне попадалась, а мне попадались самые разные, уж ты-то точно знаешь. – Я усмехнулась, понимая, куда он клонит.
Бешенная Волк. Сколько лет она учиняла Диме и его потенциальным избранницам неурядиц и проблем. Некоторых свела в могилу, кого-то, как меня, собиралась, да не вышло, а кому-то просто подпортила жизнь.
В итоге, ею занялись правоохранительные органы, а Дима приложил максимум усилий для того, чтобы она больше никогда не смогла никому навредить. Судить ее должны были самым строгим образом, и никакой психушкой Карина больше отделаться не сможет.
– У тебя очень красивые глаза. А еще руки теплые… – Дима легонько коснулся моей ладони своими ледяными пальцами. Они у него всегда были, как у лягушки. – Согрей… пожалуйста… – совсем тихо взмолился он.
А я задумалась.
Конечно, это было бы только касание. Или его отсутствие. Но что-то подсказывало мне, что сейчас оно очень много решает. Думаю, Дима тоже это понимал.
Он сидел молча и ждал. Когда я коснусь его и прощу. Нет, не так. Дам возможность выпросить прощения.
От этого маленького, едва ощутимого прикосновения зависело много вещей. Будет ли у нас вновь семья. Будет ли у Саши и Маши любящий, надежный, а не приходящий по воскресеньям отец. Будет ли у нас с Димой шанс крепкие отношения. Будет ли у нас с ним настоящая любовь…
– Если я согрею, то тогда что, все будет по-старому? – Я повернулась к Диме и серьезно на него взглянула.
– А как ты хочешь, чтобы было?
– У меня много условий.
– Неужели?
– Да. Во-первых, ты должен будешь приходить домой вовремя. Выходные должны будут быть выходными. Праздники праздниками. И, да, я буду заставлять тебя носить свитера с оленями на новый год, и еще много чего, что мне вздумается. Во-вторых, ты не будешь ездить по заграницам. А если и будешь, то будешь брать нас с собой. Это как вариант. Ну, и, в-третьих, только попробуй мне засмотреться на кого-нибудь на стороне, я тебе такую жизнь устрою, мало не покажется. И мне мало твоих извинения за Машу. Ты меня гнобил несколько месяцев, называя гулящей, теперь ровно столько же и извиняйся. А еще…
Димин смех меня прервал. Звонкий, громкий и счастливый.
– Хорошо-хорошо, я понял, что у тебя большой список. Проще будет купить ежедневник и прописать в нем все твои условия. Если, конечно, листов хватит.
– Вот же ж, – шикнула я, несильно ударив почти бывшего мужа в плечо. – Смеется он! Смешно ему! А как мне было смешно! Если б не Виктор Валентинович и его навыки…
– Прости меня… – Дима осторожно приобнял меня, заставляя склонить голову на плечо. – Обещаю, все будет так, как ты захочешь.
Я вздохнула и прикрыла глаза. Раздумала совсем недолго. Решение принялось как-то само собой.
– Давай сюда свои лягушачьи руки. – Дима улыбнулся и вложил их в мои. – Согрею.
КОНЕЦ
