Нет, у нас давно все было нехорошо. У нас давно все стало плохо, но я отказывалась в это верить. Убеждала себя, что должно пройти время, чтобы Макса отпустила его внутренняя злость. Я убеждала себя в том, что злость, гнев, обида и желание отомстить вели его через годы жизни и не могут исчезнуть в одночасье. Но шло время, проходили месяцы, а Макса «не отпускало». Он свыкся с ролью мстителя, сросся с этими негативными чувствами и эмоциями, они стали его сущностью, его преобладающей сущностью.
Доброго и веселого Макса уже не было. Я не видела его уже много месяцев. С каждым днем мой супруг становился все злее и холоднее, все больше работал и все меньше уделял время нам, своей жене и детям.
И Матвей это почувствовал.
Я знала, что это произойдет. Знала, боялась и надеялась, что этого не случится одновременно.
Матвей слышал, как Макс говорил о том, что он не его отец и не обязан с ним возиться. Он видел, как Макс трепетно относился к маленькой Мие и чувствовал, что к нему отношение совсем другое.
Он чувствовал себя нелюбимым. Или же считал, что не достоин любви.
Ребенок стал замыкаться, все чаще проводить время в одиночестве, не желая играть с другими детьми. Все хуже у него получалось учиться и все чаще он начинал злиться, ломая игрушки.
И знаете, что? В этом был виновен не Макс.
В этом была виновата я. Ведь Матвей был моим ребенком, моей плотью и кровью, моей ответственностью. Это я должна была заботиться о нем изо всех сил. И именно я допустила то, что сейчас мой сын чувствовал себя обделенным и недолюбленным.
Именно я должна была что-то с этим делать, решив проблему.
Последней каплей стало обычное утро выходного дня.
Сегодняшнее утро.
По воскресеньям Макс обычно оставался дома. Чаще всего он проводил время за ноутбуком, телефоном и в параллель пытаясь уделить время Мие. Но сегодня что-то пошло не так.
Обещанное метеорологами солнце так и не появилось, оставив место склизкому туману, сырости и серому небу.
Матвей вышел поиграть на детской площадке, которую мы перевезли с собой из особняка, когда переезжали. Несмотря на непогоду, сын захотел на воздух, и я не смогла ему возразить. Одев потеплее, оставила на качелях и вернулась в дом – на кухню, откуда все отлично обозревалось из окна. На мне был завтрак, обед и ужин, которые никто не отменял.
На часах было еще только девять утра, а супруг любил поспать в свой единственный выходной подольше и раньше десяти я не ожидала увидеть его вне постели.
Я удивилась, когда увидела Орлова на улице. Он подошел к Матвею и они с сыном стали о чем-то говорить. Ребенок возился с большой машинкой, которую ему подарил дед.
К сожалению, услышать то, о чем говорил Максим, мне не удалось. Если бы я открыла окно, то обязательно привлекла бы его внимание. Что-то глубоко внутри меня велело этого не делать. Затаиться. Посмотреть. Что будет дальше?
И оно не заставило себя ждать.
Очень скоро Матвей стал истерично крушить машинку и размахивать руками. Но знаете, что? Меня удивило не это. У сына уже начались подобные проблемы я была их свидетелем, причем не раз. Меня намного больше удивила реакция моего избранника. Он схватил Матвея за капюшон и явно начал сердито отчитывать. Разумеется, ребенку это не понравилось, и он начал врываться еще сильнее, пытаясь задеть кулачками обидчика. Итогом стало то, что в какой-то момент Матвей рванул вперед с такой силой, что просто выскользнул из толстовки. Она так и осталась зажатой в руках мужа в района капюшона. А вот Матвей оказался на земле. С рассечённым лбом.
Все. Это оказалась она – точка полного невозврата. Если раньше я терпела, надеялась, верила, просила, то сейчас все приоритеты были расставлены. Полностью. Целиком.
Макс сделал свой выбор. Все решил за всех в нашей семье.
А я поняла, что никогда больше не посмотрю на него, как раньше.
Никогда не смогу обнять. Лечь в одну кровать. Поцеловать. Сказать, что люблю.
Конец.
Вдребезги. Как то самое зеркало в ванной, которое он разбил, так и не удосужившись после заменить на целое. Так и наша жизнь, наши отношения сначала дали трещину, а затем рассыпались на мелкие осколки.
Я вылетела из кухни, позабыв обо всем. О готовке, об обязанностях, о том, что кофе стоит на плите. Выбежала и за считанные мгновенье достигла сына. Помогла ему встать и крепко обняла.
Матвей крепко обнял меня, захлебываясь в слезах и что-то лихорадочно пытаясь мне объяснить. Я подняла его на руки, позволив обвить ручками и ножками.
Подошла к Максу и отвесила ему звонкую пощечину. Такую сильную, что из губы пошла кровь, а на щеке расползлось уродливое, алое пятно.
– Никогда, слышишь, никогда больше не смей приближаться к моему ребенку, – прошипела я.
– Алина…
– Никогда!
Я развернулась и бросилась прочь с сыном на руках.
Нужно было отвести его к врачу – зашивать рану на лбу.
А после… что ж, после мне предстояло снова собирать вещи.
Глава 19
Я долго металась, не зная, куда ехать с Матвеем на руках. После больницы, где нам наложили маленький шов, я поняла, что совершенно не настроена возвращаться в дом вместе с сыном. Но в голову никак не шло, куда его отвести. В подготовительный центр? Он был закрыт в воскресенье. К Павлу Лаврентьевичу? Я не хотела вмешивать пожилого родственника мужа в наши личные дела. Искать няню на несколько часов? Сейчас? Не имея никаких рекомендаций на руках? Просто доверить своего сына незнакомке?
– Мам… – тихо позвал меня тем временем ребенок.
– Да, мой маленький? – Я присела перед сыном на носочки и нежно провела ладонью по лицу, стараясь не задеть шов.
– Я хочу к папе…
Мы находились в парке, который я нашла неподалеку от больницы и прогуливались по нему уже больше получаса. Пока сын сам не указал мне на решение проблемы.
Боже, что вообще со мной творилось, если я настолько не соображала?
– Конечно, Матвей… мы сейчас позвоним папе…
Очевидное решение почему-то не пришло мне в голову самостоятельно. Да и вряд ли вообще бы пришло, если бы Матвей на него не указал.
Зато Миша действительно примчался к ним, стоило ему только услышать мой «странный, какой-то грустный голос».
Утаить правду не получилось. Я пыталась приврать, что Матвей упал сам, но стоило только Мише приехать, увидеть сначала сына, потом меня, как он все понял без лишних слов.
– Он перешел все границы. Абсолютно все. Власть вскружила ему голову, Алина, а ты его в этом поддерживаешь.
Мы пристроили Матвея кататься на лошадках, хотя сын долго протестовал, настаивая на быстрых горках. Тем не менее, это все, что я позволила ему после больницы и наложения шва, пусть и совсем небольшого.
