Она никак не могла отнести этот страх к своему супругу, Ева несколько раз звонила родителям, беспокоилась за них, постоянно думала о своем ребенке, но ни разу не подумала о Владе.
Когда Гордеев не пришел в обычные восемь-девять вечера, Ева решила, что он остался у любовницы. О существовании последней Виленская не знала наверняка, но предполагала, что так оно и есть. Иначе отсутствие мужа объяснить было никак нельзя. Так она думала ровно до тех пор, пока не зазвонил ее мобильный.
В тот момент, когда на телефоне высветился контакт с именем супруга и приписанным давным-давно сердечком, сердце ухнуло куда-то вниз. Он не звонил ей вот уже много месяцев. Да что там, они даже дома не общались, а сейчас от него поступал звонок в столько поздний час. Ева трясущимися руками взяла в руки смартфон и нажала на зеленую кнопку. А в следующий момент все перевернулось, потому что Гордеев произнес, нет, прохрипел лишь одно единственное слово — «помоги».
Влад не мог сказать точно, сколько пуль пролетели мимо, а сколько застреляли в его теле. Он прижимал смятый пиджак к животу, откуда кровь текла, не переставая. Было забавно, но в данный момент, стоимость этой тряпки, за которую Гордеев когда-то выложил уйму денег, не играла никакой роли. Более того, она по-прежнему оставалась просто куском ткани, который уже вряд ли мог что-то изменить для него.
Погоня началась неожиданно. Влад ехал с работы домой, все было как обычно, ничто не предвещало такого исхода вечера, когда вдруг огромный внедорожник начал буквально преследовать его. В тот момент Гордееву показалось, что выезжать за город было хорошей идеей. Он хотел разобраться по-своему. Он был уверен в своих силах. Как оказалось позже — зря.
Теперь он лежал на холодном асфальте и буквально захлебывался собственной кровью. Влад не чувствовал боли, не слышал ни одного звука, мир вокруг словно перестал существовать, замер, застыл, остался только он. Совсем один.
Мысль о том, что это конец не принесла ни радости, ни огорчения. Будто бы Влад был мертв уже давным-давно. Словно то, что он умирал сейчас один, на безлюдной дороге, не играло совершенно никакой роли. Ни для всего мира, ни для него самого. Ему не хотелось умирать, но сил для борьбы будто бы тоже не было. Кадры его жизни словно из замедленной съемки играли с ним злую шутку. Не было ни одного, за который хотелось бы зацепиться. Влад отчаянно искал мысль, воспоминание, хоть что-нибудь, с чем можно было бы умереть, но ничего не находилось.
Детство, прошедшее, словно в аду, безрадостная юность и полное отрешение от чувств во взрослой жизни. Гордееву не за что и не за кого было цепляться и это злило его, злило даже больше, чем та трусливая сволочь, что даже не осмелилась подойти к нему, что выстрелила в него на расстоянии, а затем, запрыгнула в машину, и унеслась в обратном направлении. Почти сорок лет, прожитых зря — единственная мысль, что оставалась с Владом, пока он медленно умирал.
Гордеев не знал, зачем набирал номера телефонов людей, для которых никогда ничего не значил. Наверное, это был какой-то автономный режим, о котором владелец и не подозревал. Инстинкт самосохранения был сильнее желания в одночасье все прекратить, однако и здесь Влада ждала неудача. Первый, кому он позвонил, был отец, но после бесконечно долгих гудков, Андрей не поднял трубку, заставив сына болезненно рассмеяться. Когда не звонок не ответила и мать, Гордеев, уже затуманенным мозгом догадался, что те находились на очередном светском приеме. Пока их единственный сын умирал на холодной улице, черт знает, где.
После того, как глава безопасности его собственной фирмы сбросил звонок, надежды почти не осталось. Вызывать скорую было бесполезно, они бы не нашли его, а если бы и нашли, то было бы поздно. Вести машину сам, Влад не мог, не проехал бы и ста метров, он даже не понимал, куда его занесло в погоне.
Свой последний шанс он увидел в Марии, но, когда она сбросила звонок в голосовое, понял, что это на самом деле конец. Он будет стерт. Из реальности, из материального мира, из памяти людей, он обратиться в прах и исчезнет в пустоте в полном одиночестве.
Он, со всеми своими миллиардами, лежал сейчас в луже из собственной крови, приправленной его же плотью и хрипло смеялся, потому что понимал — это конец, и никакие деньги ему не помогут. Ему бы помогли друзья, если бы они у него были. Ему могли бы помочь его родители, если бы хоть когда-нибудь любили сына по-настоящему. Ему могла бы помочь его вторая половинка, если бы Гордеев ее нашел. Но как оказалось, у Влада не было никого. Ни одного человека, который вытащил бы его из этого кошмара, из ситуации, когда какой-то псих всадил в него чуть ли не половину обоймы на безлюдном шоссе.
Ева пришла в голову последней. Это была пресловутая соломинка, но Гордеев был почти уверен в том, что она не возьмет трубку, а даже если и возьмет, то обязательно оставит умирать. Он бы сделал именно так. Они были врагами, это глупо было не учитывать, но это был его последний шанс. Больше просить было некого.
— Вы совсем ничего не можете сказать? Как? Почему? Вы же врач! — Ева понимала, что не имеет права кричать на человека, который на протяжении многих часов делал все, чтобы ее муж хотя бы остался жив, но ничего не могла с собой поделать.
— Мы сделали все, чтобы его стабилизировать. Пока что говорить о чем-то конкретном рано, нужно время.
— Хорошо… — Ева вытерла мокрые щеки и кивнула.
— Вы сами в порядке? Вам нужно отдохнуть, — Ева снова кивнула, хотя взгляд на доктора, чья одежда была вымазана предположительно кровью Влада, вызывала тошноту. — Я сейчас позову медсестру, она даст успокоительное, Вам нельзя волноваться, — он указал на ее живот, напоминая, что Виленская сейчас не одна.
Частная клиника, в которую привезли Гордеева, была знакома Еве. Именно здесь она когда-то мечтала умереть после того, как собственный муж поднял на нее руку и избил, будто бы она была не человеком. И именно в этой клинике, теперь была вероятность умереть самому Владу.
Картины прошлого моментально пронеслись в голове. Влад, лежащий один, практически на дороге и огромная лужа крови возле него. Ева даже не знала, что в человеческом теле ее может быть так много.
Евгений просил ее, уговаривал, даже пытался приказать не ехать туда с ними, но это не возымело успеха. Виленская была упряма, как черт, и заявила, что поедет. Чтобы ее там не ждало.
После того, как Гордеев позвонил ей, Ева моментально поняла, что стряслось что-то ужасное, однако сколько бы она не перезванивала супругу, он больше не отвечал. Виленская понимала, что времени мало, но не знала, что делать. Она обзвонила родителей Влада, его водителя и безопасника, чьи номера у нее сохранились еще со временем работы в фирме, но никто не ответил.
Ева понимала, что если не предпримет что-то срочно, в течение ближайших минут, то ее муж, вероятнее всего, умрет. Если уже не был мертв.
Мысль о Евгении пришла как будто с хлесткой пощечиной и велением от самой себя немедленно собраться. Арсеньев учился с ней в одном университете, они много лет общались, и, хотя никогда не были в близких отношениях или настоящими друзьями, Ева отчетливо понимала, что сейчас он ее единственный шанс. Он служил в органах власти уже много лет и был последней надеждой для Виленской.
