– Ну ты чего молчишь-то? – толкает меня плечом Кузнецов. – Спрашивай еще что-нибудь. О своей будущей жене я могу говорить часами.
Оно и видно, ага. Глаза его горят каким-то лихорадочным светом, а на губах опять придурковатая улыбка. Но лучше и правда что-нибудь спросить, не сидеть в тишине.
– А по внешности будут пожелания? – Я надкусываю первую попавшуюся булку и замираю: вкуснотища.
– Так-так, – Кузнецов ненадолго задумывается, потом с интересом смотрит на меня. – А ты можешь встать ненадолго?
– Могу, – я выбираюсь из-за стола с булкой в руке.
– Ну вот смотри, – тянет Кузнецов, оглядывая меня. – Мне нужна женщина совсем другой комплекции. Ты слишком худая и костлявая. На диетах, поди, сидишь?
– Василий, – хмурюсь я. – Ближе к делу.
Он обрисовывает руками мои бедра.
– Мне вот надо, чтобы здесь пошире. И здесь! – Его руки смещаются в сторону моей груди. Я их на всякий случай отпихиваю.
– Понятно, – говорю я и снова плюхаюсь за стол.
Кузнецов делает круг по кухне, возбужденно размахивая руками:
– Мне нужная крепкая, молодая девка. Такая, чтобы во время беременности на рыбалку со мной ездила, а не стонала в углу в обнимку с тазиком.
– Ага, запомню, – киваю я. Мне еще бабушка в детстве говорила: с сумасшедшими не спорят.
– И еще у меня одно пожелание есть, – Кузнецов подходит ближе и зачем-то ерошит мои волосы. – Хочу, чтобы у нее коса была. До пояса.
Я незаметно отодвигаюсь: не люблю, когда вот так беспардонно лапают.
– Вот зачем вы, женщины, стрижетесь так коротко? – говорит Кузнецов с осуждением косясь на мою прическу. – И краситесь еще в этот ужасный пошлый цвет?
– Ничего он не ужасный, – возражаю я, откладывая булку. – У меня от природы похожий. Я всего на пару тонов осветлилась.
– Вот моя краситься не должна, запомнила? – Кузнецов придвигается, нависает надо мной. – Я люблю, когда у женщины все натуральное. – Он опускает глаза вниз и получается, что заглядывает прямо в вырез моей майки.
Я от такой наглости впадаю в легкое оцепенение, но уже через пару секунд беру себя в руки и прикрываю вырез ладонью.
– М-да, грудь мне точно побольше надо, – хмуро констатирует Кузнецов. – На пару размеров. У тебя единичка?
Кажется, я краснею. Вот уж на редкость хамское создание мне досталось от Борисовича. Как такого женить вообще? Не удивительно, что он ко мне обратился: нормальные женщины явно разбегаются от него с визгом.
Но может, он не совсем неадекват, просто пьяный? Может, к вечеру он придет в сознание и умерит аппетиты?
Я снова поднимаюсь из-за стола:
– Хорошо, Василий, я все поняла. Дальнейшие детали обсудим завтра-послезавтра, сначала мне надо обдумать всю полученную информацию.
Он присаживается на стол, прямо между тарелками, и недовольно морщится.
– Нет, ты ничего не поняла, Таня. Я хочу, чтобы ты посвятила работе со мной все свое время. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и сопровождала меня на работе. Мне надо закрыть вопрос с женой в ближайший месяц, но я человек занятой. Мы будем обсуждать мою личную жизнь каждый раз, когда у меня будут появляться свободные минутки.
Я чувствую, как во мне все закипает. Да что этот гусь о себе возомнил? Он правда верит, что я буду бродить за ним тенью с блокнотиком и с подобострастием внимать каждой его новой придури? Да ни за что!
– О переезде к вам не может быть и речи! – гневно заявляю я ухмыляющемуся Кузнецову. – И у меня есть другие проекты, которыми нужно заниматься параллельно с вашей женитьбой.
– Откажись от других проектов. Я хорошо заплачу.
– Нет. Я не могу их бросить без ущерба для репутации
Кузнецов подцепляет с блюда кусок сала и, отправив его в рот, задумчиво разжевывает.
– Кажется, у Сереги в фирме тебе ничего не светит, – припечатывает он чуть погодя. – Душная ты, Танчик. И нерасторопная.
Мне хочется надеть ему на голову миску с недоеденным оливье, но я сдерживаю себя.
– Значит, поищите себе другого специалиста, – с гордым видом говорю я. – И велите своим людям отвезти меня домой.
– С какого перепуга? – ухмыляется он. – Они не таксисты вообще-то. Не хочешь на меня работать – сама до дома добирайся.
У меня сдают нервы. Я беру со стола стакан с компотом и выплескиваю его в лицо Кузнецову. Он смотрит удивленно, темные капли красиво сбегают по его небритому лицу.
– Ты больная?
Я немножко жалею о содеянном.
– Извините, – бормочу я. – Я не специально. Я с детства неуклюжая.
Он находит салфетку, вытирает лицо, а я пулей выбегаю из кухни в холл.
И что мне теперь делать? Я не могу добираться домой в пижаме: на трассе меня примут за какую-нибудь ночную бабочку, и тогда проблем не избежать. А силы у меня на исходе – еще одного приключения моя нервная система просто не переживет.
Седьмое чувство, впрочем, подсказывает не раздумывать, а быстрей покинуть дом. Я его слушаюсь.
Выйдя на крыльцо, обнаруживаю там давешнего старичка. Выглядит он довольно дружелюбно, располагает к себе. Ой, а может, удастся его разжалобить?
– Дяденька, миленький, – блею я, сложив руки в молитвенном жесте, – вызовите мне такси. Пожалуйста!
Он смотрит на меня задумчиво, чешет в затылке.
– Мне надо в город, – объясняю я. – Домой.
Старичок разводит руками:
– У меня нет телефона. И вообще мне не велено с тобой разговаривать.
Мне хочется, как в детстве, затопать ногами. Вот же противный старый хрыч! Вообще, все они тут противные подобрались.
– А может, вы дадите мне какую-нибудь кофту? – Я снова заглядываю в глаза старичку с жалобным видом. – Я потом пришлю ее обратно с курьером. И брюки бы мне не помешали.
Его лицо чуть смягчается, взгляд светлеет.
– Ладно, подожди тут, – говорит он и уходит куда-то за дом.
Я приободряюсь. На улице, к счастью, уже рассвело, солнце вовсю пригревает. День явно будет погожий, и, возможно, я доберусь до дома без приключений. Мне бы только одеться.
Старичок возвращается обратно с оранжевой жилеткой в руках.
– Держи! От рабочих осталось.
Я сглатываю. Надеюсь, он не имеет в виду, что рабочих тут где-то и прикопали? Впрочем, лучше не уточнять. Мне и без того страшно.
– А больше ничего нет? – спрашиваю я с надеждой. Жилетка яркая, а мне совсем не хочется привлекать к себе внимание на трассе. – Может, и штаны какие-нибудь найдете?
Старик мрачнеет, почти рычит:
– Нет штанов. Иди уже, пока Рыжий тебя не увидел.
