* * *
— Вы можете предположить, как трудно нам было выйти на
вас? — спросил Николай Аркадьевич.
— Могу себе представить.
— Даже указ о присвоении вам воинского звания «генерал»
был уничтожен. В нашем особом досье на офицеров ГРУ и разведуправления кто-то
изъял номер вашего приказа. Просто был пропуск. Только в журнале регистрации
стояла запись о присвоении воинского звания сотруднику группы «О».
— Все правильно, — кивнул Меджидов, — мы
подчинялись с момента своего возникновения только Ю. Андропову.
— Сколько лет вы в группе «Октава»? — спросил
Вадим Георгиевич.
— Семнадцать, почти с самого начала. Тогда группу
возглавлял другой человек.
— Вы можете назвать его имя?
— Он умер восемь лет назад. Генерал Гогоберидзе.
— Я всегда это подозревал, — кивнул Вадим
Георгиевич, — ведь мы с ним работали вместе в Латинской Америке в начале
шестидесятых. Потом он исчез. Ходило много разных слухов. А сколько человек
сейчас в вашей группе? Точного числа мы так и не смогли выяснить.
— Вы могли бы догадаться. «Октава» — семь человек. Хотя
теперь уже, Видимо, пятеро. И я не назову их адреса до тех пор, пока вы мне
убедительно и доказательно не объясните, что им действительно грозит опасность.
Если они нужны вам для каких-то пропагандистских трюков, то вы их не получите.
Об ужасах и тайнах бывшего советского режима написано и так слишком много. Но
мы с вами профессионалы. И отлично все понимаем. Государство просто обязано
отстаивать свои интересы. Везде и всегда. И не пытайтесь меня убедить в
обратном. Я могу вам не поверить.
— Вы не поняли, — возразил Вадим
Георгиевич, — мы действительно пытаемся их спасти. И заодно установить,
кому выгодна их ликвидация. Согласитесь, о случайностях говорить не приходится.
Кто-то вышел на вашу группу раньше, нас. Почему вы три года не давали о себе
знать?
— А что мы должны были делать? Бегать по управлениям с
криками «мы из спецгруппы»? О такой группе никто не слышал. Кроме того,
вспомните ситуацию августа девяносто первого. Начали все крушить, ломать.
Снесли памятник Дзержинскому, собирались штурмовать здание КГБ,
коммунистическую партию запретили. И в этих условиях мы должны были вылезать со
своими разоблачениями? Нас немедленно отдали бы под показательный суд, как
чудовищное порождение коммунистического тоталитарного режима. Разве я не прав?
Кроме того, был арестован Председатель КГБ Крючков, которому мы лично
подчинялись и были известны. Когда он сидел в «Матросской тишине», мы с ним связались.
Он заявил, что это провокация и ни о какой группе «О» он не знает. И тогда мы
поняли, что остались одни.
— Это верно, — недовольно заметил Вадим
Георгиевич, — бывший Председатель наотрез отказался давать любую
информацию по группе «О» Теперь я его хорошо понимаю. Видимо, могли всплыть
какие-то теракты, о существовании которых никто не знал. А Крючков был убежден,
что все кончено. Вот он и скрыл эту информацию. Кое-что о вашей группе знали
Шебаршин и Бобков. Немного информации было и у Примакова. Но самую ценную
информацию мы получили у Чебрикова. Тот, конечно, не догадывался, что мы ничего
не знаем о вашей группе и в разговоре с нами обмолвился, назвав вас генералом.
После этого мы удвоили свои поиски. И нам повезло. Один из полковников девятки
[1]
вспомнил, как в больницу к Андропову приезжал генерал
Гогоберидзе. Согласитесь, более чем странный визит, если учесть, что не все
Секретари ЦК КПСС могли попасть к больному Генсеку. В записных книжках
Крючкова, конфискованных после его ареста и вскоре переданных нам, мы нашли
ваши имена, вернее, три фамилии — Меджидов, Билюнас, Подшивалов. Только после
внезапной гибели Билюнаса мы вышли на вас и следили уже несколько дней.
— Три дня, — возразил Меджидов.
— Вы обнаружили наблюдение?
— Вадим Георгиевич, я пришел в КГБ в шестьдесят
седьмом. Как вы думаете, я мог их не заметить?
— И что вы подумали?
— Ничего. Решил действовать по ситуации.
— Вы запомнили в лицо своего официанта? — спросил
Николай Аркадьевич.
— Думаю, да. Я даже смогу по фотороботу восстановить
его портрет, хотя видел мельком, сбоку.
— Если бы Крючков рассказал о вас немного раньше, мы
смогли бы спасти Коршунова и Билюнаса, — предположил Николай Аркадьевич.
— А вы не задавались вопросом, кому он должен был
рассказывать о нашей группе? — разозлился Меджидов, — предателю
Бакатину, выдавшему американцам секретную схему прослушивания их посольства или
бывшему милиционеру Баранникову, умудрившемуся стать первым в истории КГБ
Председателем, подозреваемым в коррупции. Согласитесь, в нашем ведомстве палачи
были, но предатели и воры… А вы еще спрашиваете, почему он не рассказал. Я
думаю, он поступил совершенно правильно решив пока не раскрывать нашего
статуса. У каждого из нас была своя «легенда», своя биография, по которой мы
могли жить в теперь уже независимых странах СНГ. При желании нас можно было
легко собрать или найти. Достаточно дать телеграмму по известному ему адресу в
Москве. А ребят наших уже не вернешь. Видимо кто-то дал сигнал. Убирают
посвященных…
Из истории гипотез
Гипотеза № 1
Первый из посвященных в тайну людей был бывший Управляющий
делами ЦК КПСС. Именно за его подписью оформлялись ведомости и документы на
выдачу валюты и получение других ценностей. Он и еще одна очень пожилая
одинокая женщина, которая, будучи ответработником Управления делами ЦК КПСС,
выполняла все технические функции. Она работала в аппарате еще с начала
пятидесятых годов и сомневаться в ее благонадежности не приходилось.
Управляющий знал точно, какие огромные суммы тратились на финансирование и
прикрытие группы «Октава». И потому был очень опасен. Кроме всего прочего, он
был фигурой политической, по должности приравненной к заведующим отделами ЦК
КПСС. Его могли допросить в первую очередь. Под радостные победные возгласы
демократов августа девяносто первого никому и в голову не могло прийти
обеспечить его особой охраной. Казалось, что все страхи остались позади. Но
люди, отвечавшие за сохранение государственных тайн, понимали, какой неудобной
фигурой был бывший Управляющий. Кроме всего прочего, могла всплыть
неблаговидная роль «Октавы» в румынских событиях 1989 года. А это могло
изменить взгляд очень многих людей на мировую историю вообще, и на политику
СССР, России в частности. Этого не хотелось допускать ни в коем случае.
С бывшим Управляющим серьезно поговорили. Ему объяснили, что
деньги, переведенные в свое время за рубежи вложенные теперь в разного рода
фонды и недвижимость, могут быть гарантированы от неожиданностей только в
случае абсолютного молчания всех исполнителей. Нет, ему не угрожали. Просто предлагали
продумать варианты.
Управляющий был немолодой, мудрый человек. Кроме того, на
свое несчастье он обладал хорошей памятью и имел большую семью. Десятки тайных
счетов в Бельгии, Люксембурге, Голландии, Лихтенштейне, Швейцарии, на Ближнем и
Среднем Востоке, в странах Латинской Америки были известны лишь узкому кругу
посвященных. И он был одним из них, случайно, по должности, попавших под свет
юпитеров. Управляющий, просчитав все варианты, понял, что должен уйти в тень
или исчезнуть. Но уходить было поздно. Все пути к отступлению были отрезаны.
Кроме того, оставались жена дети, внуки. Во имя высших государственных
интересов, объяснили ему, он должен поступить так, как велит ему его партийный
и гражданский долг.
