В свои пятьдесят два года Меджидов сохранял подтянутую,
достаточно стройную фигуру спортсмена. Он был чуть выше среднего роста,
плотный, коренастый. Черты лица запоминались своей характерностью. Глубоко
посаженные глаза, кустистые брови, резкие черты лица, характерные для восточных
людей, и почти седая голова.
Сидя в этот день за материалами, привезенными ему в Центр,
он все пытался понять, вычислить — кому и зачем нужны были эти убийства. В
протоколе вскрытия Коршунова он наткнулся на одну фразу, от которой защемило
сердце. Паталогоанатом обращал внимание на тяжелое ранение левой руки. Меджидов
отложил документы и минут десять к ним не прикасался. Тогда в Пакистане Павел
спас его, в последний момент заслонив своим телом.
Пакистанский офицер, у которого они должны были получить
информацию, оказался просто двойным агентом. Получив деньги, он решил избавиться
от ненужных свидетелей. И когда они, расставаясь, повернулись к нему спиной, он
вытащил пистолет. У Коршунова всегда была хорошая реакция. Он успел толкнуть
Меджидова и даже чуть повернуться, но получил-таки выстрел в руку.
Второго выстрела пакистанец сделать не успел. Меджидов тоже
обладал неплохой реакцией и, падая, успел вытащить свое оружие. Труп они не
стали закапывать, а просто бросили на съедение стервятникам.
Даже в последнее мгновение перед взрывом, сидя в
заминированной машине, Коршунов успел в какие-то доли секунды разобраться, что
к чему и выпасть из автомобиля. Но сила взрыва оказалась слишком велика. Павел
несколько последних лет работал в паре с Билюнасом и потому его первой,
естественной реакцией стала просьба сообщить обо всем Паулису. Меджидов
понимал, что за Коршуновым следили достаточно долго, чтобы установить его
автомобиль, график поездок на работу самого Павла и его семьи. Профессионалы не
признают ненужных убийств и здесь все было рассчитано так, чтобы в машину сел
один Коршунов.
Но как они могли убить Билюнаса? Этот немногословный, внешне
замкнутый человек, всегда держал на дистанции любого собеседника. Как он мог
довериться кому-то, настолько довериться, чтобы подпустить этого человека к
себе так близко? Билюнас был профессионалом, и его не могли так просто
выбросить в окно. А если он выбросился сам? Тогда должны были быть очень веские
причины. Полковник Паулис Билюнас работал в группе «О» восемнадцать лет, придя
в нее одновременно с Меджидовым. Он менее всего похож на даму-истеричку,
бросающуюся на подоконник, чтобы напугать своего мужа. Кроме того, Билюнас был
одним из двух аналитиков их группы, а значит, вообще одним из лучших аналитиков
бывшего КГБ СССР Он умел просчитывать варианты и его не так просто было вывести
из равновесия. Хотя Меджидов помнил один такой случай, когда это произошло.
* * *
Тогда, в восемьдесят шестом, «новое мышление» Михаила
Горбачева и Эдуарда Шеварднадзе только пробивалось сквозь ледяной панцирь «холодной,
войны». Вдвоем, Меджидов и Билюнас, выполняя специальное задание Чебрикова,
отправились в район Унейзы, чтобы привезти в СССР столь нужного советской
разведке палестинца. Приказ, полученный ими от генерала Гогоберидзе, был
категоричным и однозначным. «Любыми способами привезти этого человека в Москву,
обеспечив его безопасную доставку». Очевидно, этот палестинец обладал очень
нужной для Москвы информацией.
По версии аналитиков группы, Меджидов и Билюнас выехали как
офицеры-эксперты, представители ООН. Первый выдавал себя за офицера индийских
вооруженных сил, второй по документам был представителем Швеции. Их бросающиеся
в глаза разномастные отличия, позволяли использовать такой психологический
трюк, точно воздействующий на подсознание. Проверяющие их документы посты
иорданской и израильской полиции обычно избегали ненужных вопросов. Когда два
столь не похожих друг на друга человека едут в одной машине, это почему-то
убеждает, что им труднее сговориться. Билюнас был высокого роста с очень
светлыми волосами, голубыми глазами, являя собой облик типичного представителя
скандинавских народов.
От Унейзы они направились в район холмов Эш-Шара и целый
день безрезультатно ждали нужного им человека. Солнце светило нестерпимо.
Пытаясь спрятаться в тени автомобиля, они обливались потом, проклиная свое
руководство, палестинцев, МОССАД и весь мир. Сам Паулис оказался очень
предусмотрительным человеком. Они пили спасительный чай, который Билюнас
захватил на всякий случай в пяти больших термосах. Это как-то утоляло жажду и
делало не столь изнурительным пребывание под сорокаградусным солнцем.
Наконец в третьем часу ночи послышался треск моторов. На
подъехавшем к ним грузовике был тот самый палестинец, которого они ждали.
Его одежда была порвана, он был весь в пыли и грязи, но
глаза весело блестели, он был даже немного пьян. Обменявшись паролем, они
забрали его в свой джип и выехали по направлению к городу.
Видимо от пережитых волнений палестинец говорил очень много,
захлебываясь от радости, что все трудности уже позади. Меджидов говорил с ним
по-арабски, пока Паулис, не знавший этого языка, вел машину, напряженно
всматриваясь вперед.
— Почему ты опоздал? — спросил Меджидов, обратив
внимание на излишне возбужденный вид своего подопечного и его порванную одежду.
— Мы наконец смогли это сделать, — засмеялся па
лестинец, — мы это сделали.
— Что вы такое сделали? — не понял тогда Меджидов.
— Была редкая возможность уничтожить семью
Левина, — тонким голосом радостно сообщил палестинец, — их отец —
офицер МОССАДа, и они приехали на отдых к своей сестре. Я не мог упустить такую
возможность. Мы убили их всех. Не ушел никто. Ни один человек. Вся семья
Александра Левина погибла. Все до единого, никто не ушел.
— Что он говорит? — спросил Билюнас, обративший
внимание на возбужденный тон палестинца.
— Они убили семью одного из офицеров МОССАДа, —
нахмурившись, мрачно сказал Меджидов по-английски.
— Да, да, мы сделали это, — понял слова Меджидова
террорист. Он неплохо говорил по-английски, — я сам… как это на
английском, трахнул его жену. Ах, как она визжала подо, мной, как
сопротивлялась.
Он вдруг сказал по-арабски: — Ты не знаешь, как это сладко
трахнуть еврейку, — и снова перешел на ломаный английский, — а потом
мы их всех застрелили. И детей ее мы тоже убили, — он говорил почти скуля
от радости, визгливым голосом, бьющим но нервам.
— Разве Аллах разрешает убивать детей? — спросил
вдруг серьезно Билюнас.
— А мы не спрашиваем разрешения, — оскалился
террорист, — нужно убивать своих врагов. Вы, русские, ведь не верите ни в
Аллаха, ни в Христа.
— А ведь Бог есть, — мрачно сказал Билюнас.
Террорист снова засмеялся. У Меджидова начался нервный тик,
а Билюнас, более не сказав ни слова, продолжал напряженно всматриваться вперед.
Они проехали еще километров десять, пока террорист все время
прикладывающийся к термосу, не взмолился.
— Остановите, я выйду немного отлить.
