– Это все? – спрашиваю я, надеясь, что уже могу от него избавиться.
Ходжат прочищает горло и резко отводит взгляд в сторону.
– Э, нет. Командир упомянул, что у вас еще задеты ребра.
Я качаю головой.
– Все нормально, они…
– Боюсь, я вынужден настаивать. Приказ командира.
Я стискиваю зубы.
– Боюсь, и я вынуждена настоять. Я сказала, что все нормально, и это мое тело.
Чтобы открыть взору целителя свои ребра, мне придется задрать рубашку выше дозволенного либо вовсе ее снять, и так я буду еще уязвимее, чем сейчас. Он увидит мое тело и ленты, а этого я позволить не могу даже лекарю.
Хватает уже того, что ко мне внезапно зашел командир.
Лицо Ходжата становится добрее.
– Вам нечего бояться, леди Аурен. Просто разденьтесь, лягте на паллет, и я управлюсь быстро…
Сердце сжимается.
– Нет.
«Просто ляг на койку, девочка. Это будет быстро».
Возникший в памяти голос хриплый, жесткий. Я прекрасно и четко его помню и теперь покрываюсь потом. Я почти улавливаю запах мокрого пшеничного поля, земли, напитанной навозом.
Внутри у меня все сводит.
Сегодня я слишком долго позволяла себе упиваться собственным горем, вскрыла слишком много ран. Мое сознание уязвимо и с легкостью выпускает то, что я давно похоронила в памяти.
Прерывисто вздохнув, я с силой прячу эти обрывки воспоминаний.
– Сейчас я хотела бы отдохнуть, Ходжат.
Лекарь словно хочет возразить, но вместо этого просто качает головой, смиренно вздохнув.
Накажет ли его командир? Накажет ли меня?
– Что ж, хорошо, – говорит Ходжат.
Напряжение в плечах чуть ослабевает, когда он отворачивается. Я вижу, как Ходжат опять копается в своей сумке, потом наклоняется перед полами палатки, собирает немного снега и, сложив его в небольшую тряпку, завязывает уголки.
Я уже собираюсь спросить, что делает Ходжат, когда он подходит ко мне с завязанным свертком и еще одной склянкой и протягивает их мне.
– Холодный компресс и немного руксрота. Поможет снять боль и уснуть.
Я киваю и забираю их. Снимаю пробку с небольшого пузырька и выливаю содержимое в рот. Стоит ему попасть на язык, как я начинаю кашлять и почти давлюсь. Горький вкус и крепость такие противные, что слезятся глаза. Я с трудом проглатываю настойку.
– Боги, а это что такое? – выдавливаю я. – Я много раз принимала корень, но таким он на вкус никогда не был.
Ходжат робко на меня смотрит и забирает пустую склянку.
– Извините, миледи. Забыл вас предупредить. Я смешиваю все свои лекарства с генадом.
Не веря своим ушам, я таращусь на него. Горло пульсирует, словно до сих пор пытаясь подавить жжение.
– Вы добавляете в свои лекарственные снадобья самый сильный алкоголь во всей Орее? – спрашиваю я.
Улыбаясь, он пожимает плечами.
– А вы чего ждали? Я ведь армейский лекарь. Чаще мне приходится лечить обозленных солдат, только вернувшихся с поля боя. Поверьте, в таких случаях чем больше алкоголя, тем лучше. Он помогает унять боль от самых страшных ран и снимает плохое настроение, – подмигнув здоровым глазом, отвечает Ходжат.
Я вытираю рот накинутым на плечо мехом.
– Фу, я предпочитаю вино.
Он смеется и показывает на связку со снегом, которую я держу другой рукой.
– Вечером приложите снег к щеке и губе. Отек немного спадет.
Я киваю.
– Спасибо.
– Отдыхайте, миледи, – Ходжат поднимает сумку и выходит, снова оставив меня одну.
Дожидаясь, когда примочка на плече высохнет до конца, я убираю поднос с едой, а потом осматриваю свое платье и стараюсь счистить кровь, после чего вешаю его на один из столбов, чтобы оно высохло.
Я допиваю воду, чтобы перебить жуткий вкус настойки, но это не сильно помогает. Надеюсь, Ходжат подмешал сюда только один дополнительный ингредиент.
Наверное, мне не стоит так безоговорочно доверять Ходжату, но я испытала слишком большое облегчение, когда он предложил мне обезболивающее, о котором я даже помыслить не смела. Лекарь не похож на того, кто мог бы подсунуть мне яд, но я никого из армии Четвертого королевства не должна сбрасывать со счетов.
Чувствуя, что вот-вот рухну от усталости, я раскладываю на паллете меха и почти падаю на временную кровать, осторожно расправляя ленты, чтобы ночью они не спутались под ногами.
Я накрываюсь с головы до ног тяжелыми мехами, а еще одну шкуру подкладываю валиком под голову. Устроившись, беру холодный компресс и прикладываю к щеке.
Вскоре тело согревается под толстым мехом, и я вздыхаю, чувствуя, как на меня начинает действовать руксрот.
Но стоило закрыть уставшие глаза, как палатка снова распахнулась и внутрь задул свежий снег. Я резко открываю глаза и вижу прокравшегося ко мне командира, за которым смыкаются полы.
И кажется мне, что на сей раз он не уйдет.
Глава 7
Аурен
Все мое тело сковывает. Стоило понять, что так легко я не выкручусь. Может, Рип отправил сюда своего лекаря, чтобы тот меня осмотрел и убедился, что я здорова, и командир смог делать со мной все, что захочет.
По горлу поднимается желчь, обжигая язык, я неподвижно сижу на паллете.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я с едким страхом в голосе.
Но командир не собирается мне отвечать. Он неслышно ступает в другой конец палатки, к еще одной груде меха.
Я лежу, не дыша, и крепко стискиваю свои накидки, изо всех сил цепляюсь за мех, а командир наклоняется и принимается снимать сапоги. Когда я вижу, как он поочередно их стаскивает, у меня перехватывает дыхание. С глухим стуком, похожим на тяжелый гул у меня в груди, сапоги падают на пол.
Ничего не могу с собой поделать и все это время думаю, какие части моего обнаженного тела он, вероятно, увидел, когда вломился сюда.
Затем его пальцы тянутся к нагрудной пластине, черный металл сползает после нескольких грубых рывков за привязанные с каждой стороны петли. Он откладывает пластину в сторону, а потом развязывает скрещенные на груди ремни из коричневой кожи, и в ту же секунду шипы на его руках и спине начинают втягиваться. Они медленно погружаются под кожу, поочередно исчезая из вида, а как только пропадают, командир стягивает куртку и вешает ее на столбик палатки.
Казалось бы, оставшись в брюках и простой тунике с длинными рукавами, Рип не будет выглядеть таким грозным, но это не так. Круглые дырки в рукавах напоминают, что скрывается под одеждой.
