С моих губ срывается одобрительный стон, и я вытираю рот рукавом.
– Великие боги, это изумительно.
Воительница усмехается:
– Знаю.
Пытаюсь не хмуриться, когда она забирает кубок и бросает его в свою палатку. Как же мне недоставало вина!
– Ладно, а теперь я отведу тебя к твоим наложницам. Но бочки и того, что мы с ней делали, не было, – сурово говорит она, погрозив пальцем. – Я не шучу.
– И я никогда не шучу про вино, – отвечаю я.
– Хорошо. Пошли.
Наверное, алкоголь в голову ударил, но теперь я чувствую себя спокойнее рядом с этой странной женщиной.
– Так… ты солдат.
– И что же меня выдало? – сухо отвечает она.
– Король Ревингер всегда разрешал женщинам служить в его армии?
Она резко поворачивает голову и пронзает меня взглядом. Ее глаза вспыхивают в темноте, и женщина кривит губы.
– Разрешал? Ты думаешь, мол, он делает нам, женщинам, одолжение?
– Нет, я просто…
– Ему повезло, что в его армии служат не только мужчины, – перебивает она. – Всем королевствам Ореи стоило бы задействовать в своих войсках женщин, но они этого не делают. Вот почему Четвертое королевство всегда будет всех превосходить.
Судя по пылу и запальчивости ее речи, подобный спор был у нее и в прошлом.
– Извини, – быстро исправляюсь я, надеясь успокоить ее гнев. – Просто я удивилась. Никогда не слышала, чтобы в других королевствах женщин принимали на службу в качестве солдат.
Она резко кивает, и мы отходим к стоящим на земле ведрам.
– Как я уже сказала, армия Четвертого королевства самая мощная.
Я засовываю руки в карманы пальто.
– А мужчины… они жестоки к тебе и другим женщинам, которые служат?
– Ты про то, хотят ли они нас трахнуть?
– Да.
Она пожимает плечами.
– Всегда находится парочка придурков, считающих себя выше нас, – делится воительница. – Но это не то, о чем ты думаешь. В нашей армии ни один солдат не будет насиловать женщин.
– Правда? – с сомнением переспрашиваю я.
– Разумеется, – с невиданной уверенностью говорит она. – Во-первых, командир тут же оторвет им головы, если они сделают подобную гнусность. А во-вторых, наша армия – это своего рода племя. Может, на тренировках мы и устраиваем какие-нибудь заварушки, но все здесь свое место получили заслуженно, – и неважно, что у них между ног. Служба в армии Четвертого королевства под началом нашего командира – честь, и никто из нас не относится к нашему долгу беспечно.
Она говорит про Рипа так, словно служба под его началом – непомерная честь, служить в возглавляемой им армии чрезвычайно почетно, и ее уважение к нему звучит почти одержимо.
Я и представить себе не могла, что Рип или король Ревингер будут придерживаться подобных принципов равноправия. Мидасу и в голову бы не пришло позволить женщинам пополнить ряды его армии.
Словно прочитав мои мысли, воительница понимающе оглядывается на меня и проводит рукой по бритой голове, чтобы стряхнуть снег.
– Я не удивлена, что подобная идея кажется тебе такой чуждой. Твой Золотой царь хочет, чтобы женщины были наложницами, а не сидели верхом на лошади, направляясь на битву.
Я молчу, поскольку мне нечего сказать в защиту. Она права.
– Как тебя зовут? – вместо этого спрашиваю я. Теперь, когда мы вместе украли бочку вина, пора узнать ее имя.
– Лу, – отвечает она.
– Просто Лу?
– Талула Галлерин, но если назовешь меня Талулой, я тебе золотую задницу твою надеру, Златовласая.
У меня подергиваются губы.
– Благодарю за предостережение. А я Аурен.
– Просто Аурен? – покосившись на меня, парирует она. – А как же семейное имя?
Я пожимаю плечами.
– Семьи нет.
В ответ Лу притихает. Даже если когда-то у меня и была семья, теперь она навеки ушла. Хотела бы я тогда знать, что той ночью видела их в последний раз. Я бы немного крепче обняла своего отца. Зарылась бы носом в волосы матери, когда она прижимала меня к себе, и попыталась бы запомнить ее запах.
Забавно, что его я забыла, но отчетливо помню вкус медовых конфет, которые той ночью мама тайком мне дала, потому что они были моими любимыми, и так она подкупала меня, чтобы я оставалась храброй.
Я помню, как конфеты лежали в кармане ночной рубашки, как таяли в дрожащей мокрой ладошке. Помню и их вкус, помню тягучее тепло, которое расплавилось на языке, растеклось по языку, и вкус смешался с солью моих слез.
Маленькая сладкая карамелька в темную горькую ночь.
Я прогоняю воспоминание прочь, сминаю его, как смяла бумажную обертку, которую тогда упрятала поглубже в карман.
Лу приводит меня к большой палатке, останавливается рядом с двумя солдатами, сидящими на табуретах возле небольшого костра, пламя которого отбрасывает на их лица оранжевый свет. Они играют в какую-то игру, бросают деревянные кубики, потертые края которых перекатываются при встряхивании.
Услышав наше приближение, солдаты поворачиваются и, вытаращив глаза, смотрят на меня.
– Какого… – вопрос мужчины повисает в воздухе, когда он отрывает взгляд от меня и замечает Лу.
У второго вырывается ругательство, и оба тут же подскакивают по стойке смирно.
– Капитан, – осторожно кивнув, говорит мужчина слева, пока стоящий справа выплевывает скрученную сигарету на снег, где она шипит, как свирепый змей.
– Добрый вечер, господа, – бодро приветствует она. – Златовласая хотела бы увидеть наложниц.
Мужчины переглядываются.
– Эм…
В точности как с Ходжатом ранее, Лу улыбается и хлопает солдата по спине, развеивая его сомнения.
– Это займет всего пять минут.
Она садится на один из табуретов, которые только что занимали солдаты, и поднимает со снега сигарету. Та еще немного дымится, и Лу подносит ее к огню, чтобы снова зажечь.
Она зажимает ее губами, а потом, выгнув бровь, смотрит на мужчин.
– Ну? Придурки, так и будете тут стоять или научите меня играть в кости?
Мужчины замирают, неуверенно переминаются с ноги на ногу, но когда Лу щелкает пальцами, резво бросаются удовлетворять ее просьбу.
Сперва Ходжат слегка пугается в ее присутствии, а теперь эти солдаты зовут ее капитаном. Ясно, что Лу не рядовой солдат, а занимает в армии определенное положение.
Занятно.
Лу ухмыляется, глядя на них, а потом заговорщицки мне подмигивает.
