Не знаю, как долго мы стоим в этой позе или когда именно стихает мой воинственный настрой. Но он проходит, подобно сиропу медленно стекает по ногам, прилипшим к земле.
Ленты в его руке обмякают, и он тут же их отпускает, убирает ладонь с моего тела и отходит. Я дрожу от этой потери контакта.
И внезапно чувствую себя дико уставшей.
Рип неторопливо обходит меня, а ленты сворачиваются и, отступая, обвиваются вокруг меня. Я перевожу взгляд на его лицо и беру себя в руки.
Я жду злорадства. Или издевок.
Однако он повергает меня в шок, когда начинает улыбаться. Губы его не растягиваются в наглой ухмылке и не кривятся от снисходительного оскала. Эта улыбка добрая. Гордая.
– Вот и все, Золотая пташка, – успокаивающим тоном говорит он, и в его голосе снова звучит та загадочная нежность. – В тебе наконец-то появился боевой дух.
Глава 25
Аурен
Костер погас.
Показательно, что его пламя потухло, как только померк мой гнев, как только моя демонстрация силы сорвалась.
Я чувствую себя этими обугленными бревнами, гудящими от тления и еще дымящимися от сильного обжигающего жара.
Подняв глаза и увидев парящие в воздухе серые завитки, я замечаю в небе редчайшую звезду, выглядывающую из-за облаков так, словно она за мной подсматривает, словно Божество приоткрыло глаз.
Снова смотрю на землю.
– Зачем ты это сделал?
За последние несколько минут Рип не сказал ни слова. Может, заметил, что мне нужно было время подумать. Или всего-навсего молча злорадствует, ведь он получил то, что хотел. Мы до сих в бойцовском круге, но Озрик, Джадд и Лу ушли, вот только я понятия не имею, когда. Я даже не в курсе, видели, ли они наш с Рипом бой, слышали ли.
Ленты покалывает от призрачного ощущения его хватки, будто он до сих пор сжимает их в руке. Рип поднимает с земли мое порванное пальто и протягивает мне, словно поняв, что мне нужно за что-то держаться. Себя-то я точно в руках не держу. Я быстро забираю у него пальто и перекидываю через руку.
– Ты про то, зачем я тебя толкнул, – догадывается он.
– Да, – отвечаю я, не сводя взгляда с перьев на украденном пальто. Ленты обернулись вокруг моего тела и сдерживают меня.
– Потому что тебе это было необходимо.
Меня злит это тщеславное заявление, словно он прекрасно меня знает.
– Ты думаешь, лучше меня знаешь, что мне нужно? – ровным голосом говорю я и смотрю на него. – Ты сделал это ради себя. Я только не могу понять почему.
– Признаю, я получил от этого некоторое удовольствие, – без тени раскаяния в голосе отвечает Рип.
– Дело по-прежнему в Мидасе? – спрашиваю я, потому что хочу понять. Мне нужно разобраться в мыслях Рипа, узнать, что им движет.
Он закатывает глаза.
– Обязательно его обсуждать?
– Почему ты его так ненавидишь?
Его взгляд становится холодным.
– Истинный вопрос заключается в том, почему его не ненавидишь ты?
Я не поддаюсь на его уловку.
– Дело в том, что твой король – его враг, или это что-то личное?
– Король Ревингер имеет полное право вести войну против Мидаса. Но я с радостью буду руководить этой битвой, – говорит Рип, поднимает со снега свою тунику и натягивает ее через голову.
– Почему? Что вообще тебе сделал Мидас? – напираю я. – Он хороший правитель.
Рип фыркает, надевая черный жилет, закрепляя на груди кожаные ремни.
– Ах да, всеми любимый царь Мидас и его известный дар превращать все в золото. – Командир бесстрастно смотрит на меня. – Забавно, что в его царстве свирепствует нищета, когда он мог бы просто коснуться камня и спасти свой народ от холода и голода. Что за великий правитель!
Внутри все переворачивается, на языке появляется горьковатый привкус кислоты. Я открываю рот, чтобы встать на защиту Мидаса, возразить, но не нахожу нужных слов.
Потому что… Рип прав.
Я видела это собственными глазами, когда покидала Хайбелл. Ветхие разваливающиеся лачуги в тени дворца, живущие в них исхудавшие люди, одетые в лохмотья.
Наверное, Рип видит по моему лицу, что мне нечем крыть, но, на удивление, не задирает нос.
– Теперь ты понимаешь, почему я хочу сбить с него спесь. Вот только подозреваю, что у моего короля другие планы.
Я настораживаюсь.
– О чем ты?
Он качает головой.
– Тебе это знать ни к чему.
От разочарования я прищуриваюсь.
– А как же твое правило? Правда за правду?
– Я поделился своими мыслями. Истинные намерения короля Ревингера эти правила не учитывают.
– Как это удобно для тебя, – я отвожу взгляд и смотрю на слабый дымок, поднимающийся с бревен, которые еще тлеют на снегу. – Озрик и остальные… они видели? Слышали, что я сказала? – спрашиваю я, не желая на него смотреть.
– Да.
Я закрываю глаза, сжимая веки так же, как и ленты.
– Ты меня погубишь, – шепчу я. Холодный воздух касается моего лица печальным поцелуем.
Мне не слышно, как Рип подходит ближе, но я это чувствую. Да и разве могло быть иначе? Есть в нем нечто такое, что продолжает давить на меня, требовать, чтобы все мои чувства пробудились.
– Иногда, – шепчет он, – нужно сначала погубить, чтобы потом воссоздать заново.
В той подглядывающей звезде раздается стук моего сердца.
Проходит немало времени, прежде чем я открываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Я хочу видеть стражников.
Как я и предполагала, Рип так близко, что, если я наклонюсь на пару дюймов, смогу прижаться ухом к его груди.
Командир поднимает голову.
– Хорошо, Золотая пташка. Я отведу тебя к стражникам.
Он выводит меня из круга, увязая ногами в снегу, как в изрытой земле.
Я надеваю порванное пальто, радуясь, что испортилась только спинка и носить его еще можно, поскольку внезапно мне становится очень холодно. Гнев имеет свойство пылать, согревая, но стоит ему погаснуть, как пропавшее тепло оставляет вас замерзать.
Рип ведет меня вдоль границ лагеря, не тянет к палаткам. В темноте, когда дорогу нам освещает лишь изредка попадающийся свет от костров, я не чувствую рядом с Рипом страха. Наши тени бредут вместе, пересекаются и сливаются, словно видят, как они между собой похожи.
– Давно ты служишь королю Ревингеру? – тихо спрашиваю я, но знаю, что командир слышит каждое мое слово, каждый мой вдох. Может, слышит даже отрывистый стук моего сердца.
