Что-то не так. Что-то случилось.
Напряжение такое густое, что его можно резать ножом. Рип стоит в тени и не двигается. Его аура, к которой я уже привыкла, неспокойно, взволнованно бурлит.
Я крепко сжимаю руки.
– Что случилось?
Он не сходит с места, стоит прямо перед выходом. Между нами всего фут, и отчего-то кажется, что он и невероятно далеко, и слишком близко.
– Скоро прибудет король Ревингер, чтобы встретиться с Мидасом.
Меня будто пронзает небольшая молния. И чего я так испугалась? Я знала, что это произойдет. И все же теперь, когда это случилось, не могу остановить разогнавшееся сердце или страх, от которого все внутри сводит.
– Что произойдет? – Со мной. С Мидасом. С Рипом. С его солдатами.
Командир качает головой.
– Время покажет.
Я скрещиваю на груди руки, словно так могу отогнать тревогу.
Рип долго смотрит на меня, вынуждая съежиться так, что перестаю чувствовать свои ленты.
– У меня к тебе вопрос, – наконец говорит он.
Что-то подсказывает, что я не хочу его слышать.
– Какой?
Он не сводит с меня черного взгляда, и я не знаю, что Рип видит, о чем думает. Так всегда и бывает, когда я с ним, но в эту минуту мне хочется закричать.
– Ты хочешь остаться?
У меня вытягивается лицо, в голове кружит его вопрос.
– Остаться? – не дыша, переспрашиваю я.
Рип делает шаг вперед. Всего один, но он делит пространство между нами пополам. Рип такой же, как в ту ночь, когда я отправила ястреба. Тихий. Задумчивый. Такой напряженный, что поглощает весь воздух и обостряет мои чувства.
Он тихо говорит:
– Ты не обязана возвращаться. Я могу сделать так, что тебе позволят остаться.
Дыхание перехватывает, когда я понимаю, о чем он говорит. Я в недоумении, я поражена. Не знаю, что и ответить.
– Я могу это осуществить. Но ты должна дать ответ до прибытия короля Ревингера.
В тревоге я начинаю мерить шагами нашу небольшую палатку.
– Зачем ты предлагаешь такое? – озадаченно спрашиваю я. – Я твоя пленница, Рип. Я нужна твоему королю для выкупа. А ты – командир его армии, которой завтра, возможно, придется воевать. Ты не можешь просить меня остаться. Не можешь.
Рип возвышается надо мной, гордый и непреклонный, как скала.
– Я могу и предлагаю. У тебя есть выбор, Аурен.
Я растеряна и чертовски шокирована.
– Твой король ни за что не разрешит. Нет, если у него уже на примете выкуп. Он собирается мной воспользоваться и обязательно это сделает.
– Нет, если ты дашь ответ сейчас.
Я останавливаюсь и удивленно смотрю на него.
– Что будет с тобой, твоими солдатами?
– Тебя не должно это волновать.
У меня вырывается смешок.
– Не должно волновать? Да я только и делаю, что волнуюсь. Рип, я не могу остаться.
Впервые с тех пор, как он вошел в эту палатку, на его лице появляются эмоции. Темный гнев быстро сгущается над ним.
– Почему?
Я прижимаю ко лбу ладонь, пытаясь утихомирить оглушающие мысли.
– Потому что.
Рип качает головой, сжав челюсти.
– Этого мало. Назови реальную причину.
– Я не понимаю, что ты предлагаешь? Спрятать меня? Заставить исчезнуть? Я не могу так поступить с Мидасом.
Если до сих пор я считала, что Рип сердится, те чувства были ничем по сравнению с тем гневом, что закипает в нем сейчас. Его можно прочувствовать, он сгущает воздух, как готовая разразиться буря.
– Мидас, – Рип выплевывает это имя презрительно, как ругательство. – А как же сказанное тобой на том берегу? Ты снова позволишь ему держать тебя в клетке, как птицу?
– Нет, – отвечаю я, решительно качая головой. – Теперь все будет по-другому. Я теперь другая. И говорила всерьез.
Рип гадко и недоверчиво фыркает.
– Если ты думаешь, что теперь все изменится, тогда ты круглая дура.
Я стискиваю руки в кулаки.
– Я не дура.
– Он держит тебя при себе в качестве своего питомца. Пользуется тобой. Манипулирует. Извлекает выгоду из твоей так называемой извращенной любви к нему.
Рип сыплет в мою сторону обвинениями острыми, как кинжалы.
– Он меня оберегал.
– Оберегал, – рычит Рип, как волк, готовый поглотить меня целиком. – Всегда один и тот же чертов довод. Да, как великодушно было с его стороны держать тебя целыми днями в клетке и называть своей любимой шлюхой!
Я вздрагиваю от его слов, как от пощечины, щеки вспыхивают от гнева и обиды.
– Думай, как хочешь, но никто не делал для меня так много, как сделал Мидас, – говорю я и ненавижу, что горло сжимается от эмоций, ненавижу, что не могу быть такой же бесчувственной, как Рип.
– Я прозябала на улицах, голодала, меня оскорбляли, ненавидели. Думаешь, он пользуется мной? Это ничто в сравнении с тем, что я сносила от остальных.
Рип грозно замирает. От него исходит такая ярость, что у меня волосы встают дыбом.
– Что-то не так? – глумлюсь я. – Не нравится слушать, что такая же фейри, как ты, не завоевала уважение в мире? Какая жалость, что я не продалась королю Роту. Может, тогда это я бы командовала его войском, а ты бы сидел в клетке Мидаса, и люди глазели бы на тебя и издевались над твоими шипами.
Пресловутые шипы вытягиваются и сжимаются, будто представив его запертым в той клетке.
– Перестань себя успокаивать. Перестань довольствоваться положением питомца в клетке.
Я рычу:
– Катись к черту!
Рип качает головой.
– Нет, Аурен. Это тебе нужно пылать. Тебе нужно зажечь искру к жизни и бороться. Не позволяй ему заглушать твой блеск, не позволяй всему этому чертову миру тебя топтать, – кричит он, и я вздрагиваю от этого пылкого требования. – Если бы ты только попробовала, то сияла бы ярче чертова солнца. А вместо этого решила бездействовать и блекнуть.
От злости по щеке вниз скатывается слеза.
– Ты хочешь, чтобы я сбежала, как последняя трусиха, но я его не боюсь. Что бы ты там ни думал, Мидас любит меня и прислушивается ко мне, – говорю я, стирая с лица свидетельство своей обиды. – Зачем ты вообще все это предложил? Тебе-то какое дело? – спрашиваю я.
Но на самом деле вопрос звучит так: что означал твой поцелуй? Что означают все эти игры в притяжение и отталкивание между нами?
У Рипа на лице начинает дергаться мускул, словно он пробует свои слова и решает, какие из них проглотить.
