Изо рта капитана вырывается заливистый смех. Сейчас Озрик не выглядит таким уж устрашающим. Не знаю, почему он перестал питать ко мне ненависть, но я этому рада. Мы проделали долгий путь от угроз хлыстом и клички «символ Мидаса».
Я с любопытством наклоняю голову.
– Ты все еще злишься, когда смотришь на меня? – спрашиваю я, вспоминая его прежние слова.
С лица Озрика исчезает беззаботное выражение, и с минуту он внимательно смотрит на меня, слегка наклонив голову. Его грубоватое лицо становится серьезным.
– Да, – наконец отвечает он. – Но теперь по другой причине.
Он не вдается в подробности, а я его об этом и не прошу. Не совсем понимаю, зачем вообще задала капитану этот вопрос. Теперь это не имеет значения. После обмена его больше не увижу. Даже если развяжется война, я буду по другую сторону баррикад.
От этой мысли становится больно. Больно хранить верность одной стороне, но что случается, если вы верны обеим? Я не хочу, чтобы кто-то погиб. Ни люди Пятого королевства, ни воины Мидаса, ни солдаты из войска короля Рота.
– Пора.
Кивнув, Озрик щелкает языком и ведет своего вороного жеребца вниз по склону. Моя лошадь следует за ним, а трое охранников держатся позади меня, защищая тыл.
Когда мы подходим к плоской снежной равнине и начинаем через нее пробираться, я замечаю, что Озрик держится подальше от гнилой тропы, которую до этого вырубил в земле его король. А мой взгляд то и дело туда устремляется, я обвожу глазами линии разложения, смотрю на тошнотворный желтоватый снег.
Не знаю, где сейчас король, но рада, что его нет рядом, потому что не думаю, что смогла бы снова оказаться так близко к отвратительной силе этого человека.
Одного раза было достаточно.
Когда мы подходим ближе, замечаю, что армия еще стоит в строю, хотя уже и не по стойке смирно. Теперь они ждут – ждут того, как короли решат их судьбу.
Мы проезжаем между солдатами, и я чувствую, что за мной наблюдают сотни глаз. Мы – молчаливая процессия, я готовлюсь к тому, что один монарх передаст меня другому в качестве подношения.
Позолоченная наложница возвращается к своему царю.
И хотя солдаты пристально следят за мной, я больше не ощущаю гнета ненависти или враждебности. Интересно, что бы подумала Орея, если бы люди узнали правду об армии Четвертого королевства? Если бы они убедились, что эти солдаты не монстры, не кровожадные злодеи, нацеленные убивать?
Грозные? Определенно. Смертоносные? Без сомнения.
Но также благородные. Я ни разу не боялась за свою жизнь, ни разу меня не оскорбили и не использовали. Наоборот, ко мне относились с уважением, и подозреваю, поблагодарить за это я должна одного человека.
Армия настолько же хороша, насколько хорош ее командир.
И вот, словно я мысленно вызвала его, – фигура с шипами, сидящая на спине черного жеребца, отделяется от шеренги солдат и направляется к нам. Мои ленты обвиваются вокруг талии, при виде него перехватывает дыхание.
В эту минуту Рип в самом деле выглядит как величавый командир Четвертой армии. В полном боевом облачении, без шлема, он – расплата, пришедшая, чтобы потребовать возмездия. У него свирепое выражение лица, дополненное мрачной линией бровей с шипами и острыми углами челюсти.
Его лошадь скачет к нам. Я вижу, что черные волосы зачесаны назад, бледная кожа становится еще ярче из-за щетины на подбородке и черноты глаз. Со сверкающими на его спине шипами, торчащими из идеально скованных доспехов, Рип твердо дает понять, что настоящее его оружие – не меч на бедре. А он сам.
Когда Рип к нам подъезжает, моя лошадь замедляет ход. Он кивает Озрику, а потом останавливает своего жеребца рядом с моим, мгновенно затмевая меня своим ростом. Его мощь искрит, как клацающие и острые зубы рассерженного зверя, желающего изувечить.
Рядом с Рипом моя сила воли бьется и барахтается, как рыба, выброшенная на берег. Он не разговаривает со мной, не здоровается. Просто отпускает трех идущих за нами стражников, а затем ведет меня и Озрика к Рэнхолду – и к королевскому посланнику, держащему развевающийся золотой флаг с гордо виднеющимся на нем гербом Хайбелла.
Озрик слева от меня, Рип – справа, и вместе мы едем вдоль шеренги незнакомых солдат. В пределах видимости ни одного знакомого лица.
– А что насчет других наложниц? Стражников? – спрашиваю я.
– Их освобождение – часть переговоров. Сегодня вечером их сопроводят в Рэнхолд, – отвечает Озрик.
Я поглядываю на Рипа, но его взгляд устремлен вперед, лицо каменное. Я замечаю, как подергивается мускул на его подбородке, словно он сжимает зубы.
Внутри него точно не раскачивается маятник. Он непоколебим, не задумчив. Он просто зол.
Я знаю, что его гнев направлен на меня. Даже когда я отправила почтового ястреба, его злость не была такой сильной. Вряд ли он простит меня за то, что я выбрала Мидаса, хотя я снова и снова предупреждала его, что так и будет.
Видимо, Озрик тоже ощущает враждебность, потому что все время оглядывается, словно ждет, что Рип сорвется.
Печаль застилает меня, как мягкий ил. Она покрывает мою кожу огромным количеством мелких частичек, которые еще долго будут ко мне липнуть.
Ненавижу, что между нами все так и останется. И хотя я провела с Рипом совсем немного времени, формально была его пленницей, с ним я ни разу не чувствовала такой безотрадной, тщетной досады, которую ощущала в Хайбелле. Хотела бы я сказать ему об этом.
Но Мидас… Они не понимают. Я не могу остаться. Мидас никогда меня не отпустит.
Неважно, насколько свиреп Рип или силен король Рот, Мидас не остановится ни перед чем, чтобы меня вернуть, а я никому не позволю в это вмешаться. Это было бы несправедливо – ни по отношению к Рипу, ни по отношению к Мидасу.
Я не могу так поступить с Мидасом. Мы с ним связаны. Не только золотом, но и временем. Любовью. Я не могу отказаться от этого, отказаться от него. Только не после того, что нам пришлось пережить вместе.
Я открываю рот, чтобы попробовать объясниться, что-то сказать – что угодно, – убедить Рипа ненавидеть меня не так сильно, но потом мы внезапно оказываемся здесь, напротив посланца, я упускаю свой шанс.
У моего тикающего маятника кончилось время.
– Согласно требованию, позолоченная наложница Его Величества короля Мидаса, – говорит Рип голосом твердым как сталь, а выражение его лица еще суровее.
Посланники приближаются на своих мохнатых белых лошадях, а я стараюсь не хмуриться, глядя на их золотые доспехи. Раньше я не понимала, насколько это безвкусно.
Когда-то я считала их изысканными, но рядом с Озриком и Рипом все это кажется каким-то фарсом. В отличие от Четвертого королевства, чьи доспехи отмечены сражениями, золотая броня без единого изъяна сверкает, как будто она только для вида.
