– Ты – моя! – орет он и угрожающе делает шаг вперед.
Я свирепо смотрю на него, но не вздрагиваю.
– Нет, Мидас. Я принадлежу только себе.
Он качает головой, блеск его короны вспыхивает, как пламя.
– Драгоценная, ты давным-давно подарила себя мне. Пора тебе вспомнить свое место.
Мое место. То самое, в клетке. Под его контролем.
Я решительно смотрю на него.
– Нет.
Между нами затягивается тишина, острая, как шпага, готовая пронзить насквозь. А затем Мидас идет ко мне так быстро, что я даже не успеваю охнуть, как он оказывается передо мной.
Схватив за живот, он разворачивает меня, и я удивленно вскрикиваю.
Он будет обнимать меня не чтобы утешить, а для того, чтобы удержать контроль.
Голова разрывается от этого осознания, и наружу вырываются каждая рваная боль, незамеченное сомнение, подавляемое чувство.
Я позволила Мидасу посадить меня за решетку.
Он спас меня, когда я была на самом дне, и из-за этого я думала, что, оставаясь с ним, буду на вершине. Но в действительности он поймал меня в ловушку и заставил все это принять.
Он затащил меня в чужое, замерзшее царство.
Женился на Ледяной царице, которая меня ненавидит.
Трахал на моих глазах наложниц.
Превратил меня в зрелище.
День за днем держал в этой клетке.
Он меня использовал.
Он ко многому вынуждал меня приспосабливаться, со многим свыкаться, потому что так должно было быть, такое поведение от меня ожидалось.
Я принимала за чистую монету все его слова, убеждая себя, что так и должно быть. Врала себе, потому что любила его, потому что он мной манипулировал.
Я так долго преклонялась, что забыла: у меня тоже есть сила воли.
Какой же я была дурой! Глупой, наивной дурой. Я научилась не доверять людям, но думала, что могу доверять ему. Я ошиблась.
В ярости и удивлении я дрыгаю ногами, бью его кулаками, но Мидас не опускает, не отпускает.
– Прекрати, Аурен! – грубо кричит он.
– Отпусти меня!
Мидас не обращает внимания ни на меня, ни на удары, которые я на него обрушиваю в попытке освободиться. Мое сердцебиение замедляется, потому что Мидас сжимает меня так сильно, что перекрывает доступ к воздуху. Обманным маневром проталкивает нас к клетке, рукой пытаясь нащупать в кармане ключ.
Я царапаю ему руки, лицо. Он с силой давит щекой мне на затылок, пытаясь помешать наносить удары и не давая упасть моему капюшону.
– Ты… должна… быть… послушной! – шипит он мне на ухо.
Но я не согласна. Не согласна, потому что больше так не могу. Не могу вернуться в клетку. Не могу, не могу…
Слышу, как ключ бросают на пол.
– Открой дверь! Живо! – рявкает Мидас на женщину.
А я уже почти про нее забыла.
– Нет! – звучит сдавленно, мои мольбы ее не останавливают.
Слышу, как она пытается подобрать брошенный ключ, слышу, как вставляет его в замок, слышу, как он проворачивается. Внутри у меня тоже все переворачивается. Словно ключ открывает дверь, за которой я скрывала каждую подавляемую эмоцию, каждую затаенную мысль.
Мидас толкает меня.
В одну секунду его руки обхватываю мою талию, как стальные ленты, а в следующую – мое тело падает на холодный металлический пол клетки.
Он это сделал. Он правда бросил меня сюда без моего согласия. Без малейшей мысли или заботы о том, чего хочу я.
И тогда я начинаю кричать.
Я кричу, кричу и не могу остановиться. Мой крик ползет по стенам, цепляется за кожу, впивается в уши, чтобы примкнуть к барабанному шуму, чтобы подпитать пламя.
Никогда раньше я не была в таком бешенстве, безумии, не чувствовала такой паники.
– Вон! – орет он на женщину.
Я подскакиваю с прытью, о которой даже не подозревала. Бросившись вперед, протягиваю руки к двери.
Женщина пытается проскользнуть, но я знаю, что как только она это сделает, Мидас тут же захлопнет дверь перед моим носом.
Я не могу этого допустить.
Мои ленты распутываются, как распускающаяся ярость. Полосы сердитых атласных полосок висят в воздухе по обе стороны от моего тела.
Не успеваю моргнуть, как все ленты разом бросаются к двери, пытаясь не дать ей захлопнуться, сжимая прутья стальной хваткой.
Но женщина на два шага впереди, она бежит быстро, поэтому я протягиваю руку и толкаю ее в плечо.
Ладонь горит.
Ее тело отлетает назад, с глухим стуком ударившись о зарешеченную стену, но я сосредотачиваюсь на своих лентах, когда они толкают дверь, вынуждая меня выгнуться.
Мидас открывает рот, чтобы что-то крикнуть, и борется со мной, пытаясь захлопнуть дверь, но мои ленты сильнее. Железные прутья стонут под их натиском, и в следующую секунду мои ленты срывают дверь с петель, ломая железо, как щепки. Одним движением они швыряют ее в Мидаса, ударяя его в грудь и укладывая на спину.
Ленты обмякают, спина болит от усилий и мощи, которая мне понадобилась. От скорости меня немного накреняет вперед, но я успеваю ухватиться рукой за прутья прежде, чем упасть лицом вниз.
А потом я осязаю это.
Жар.
Я резко поднимаю голову, смотря на прут, на руку, которой его сжимаю. На мою голую руку.
Во время борьбы в какой-то момент перчатка слетела.
Я быстро отдергиваю руку и пячусь назад, но, конечно, уже слишком поздно.
Будто кровь, льющаяся из раны, золото хлынуло из моей ладони, как только я коснулась клетки. В исступлении я не контролировала его, находилась в таком ужасе, что не смогла им управлять.
Золото льется вниз и растекается лужицами у моих ног. Оно движется, разливаясь по полу клетки, словно подчиняясь собственному разуму, ползет вверх по прутьям, тянется к куполообразному потолку металлической конструкции, устилая каждый дюйм этой железной клетки.
Я круто разворачиваюсь, собираясь предупредить женщину, и из горла вырывается сдавленный крик.
Нет.
Нет, нет, нет.
Бегу вперед и спотыкаюсь о свои ленты, но когда оказываюсь ближе, это ничего мне не дает, а лишь подтверждает то, что я и так знаю. Ладонь обожгло, когда я толкнула женщину, но я была настолько не в себе, что не обратила на это внимание.
Я в ужасе смотрю на обернувшееся в золото тело, на позолоченный рот, открытый в беззвучном крике. Тело женщины застыло под странным углом, она в той же позе, в какой оказалась, когда я толкнула ее на прутья решетки, шея вывернута от резкого движения.
