– Не могу поверить, – Тоб прикрыл рукой рот. – Неужели? Дневной Свет, я не думал… Нет, слышал и верил, но давненько. Да-да, верил, что ты спасаешь, но разве ж таких, как я?
Но прославленный бессмертный всадник почему-то заговорил голосом Зэурана и постепенно стал приобретать его же черты лица.
– Тоб! Тоб, ты в порядке?
Лошадь, которая поначалу показалась юноше огромной, вдруг разделилась на две, а массивный человек с факелом – на мужчину и женщину. Даффа и Зэуран!
Не может быть… Они все же не бросили ученика лекарей! Тоб был счастлив и в почти спустившихся сумерках побежал им навстречу.
– Я же велел тебе оставаться на месте! Болван! Ничего толком сделать как следует не можешь? – Юноша остановился перед лошадьми и отпрянул, когда злой рыцарь спрыгнул на землю. – Почему ты не послушал меня? Мы обыскались! Я думал, что ты… Болван.
– А я думал, что вы потерялись или случилось чего. Я знал, что надо идти туда, – юноша неопределенно махнул рукой себе за спину, – но там вас не оказалось, и я устал… И стало очень холодно… И я думал, что вы меня бросили и больше никогда не придете!
– Да куда уж там, бросили… Бросил бы, если б знал, что проку от тебя нет. Но Даффа бы мне голову откусила ночью, если бы мы тебя оставили. Да и привык я к тебе, имена, быть может, ты запомнишь. И драться научишься, хоть прок какой будет.
Женщина свесилась с лошади, и Тоб поспешил к ней, чтобы помочь слезть. Она, опустившись на землю, погладила его по голове и удивленно спросила:
– Тоб, ты не видел моих покоев? Здесь холодно, мой брат знает, что я мерзну, и камин надобно хорошенько растапливать. – Она взяла его за руку: – У тебя ледяные руки! Пойдем со мной, там будет тепло. Нам подадут горячего вина. Ты согреешься, Тоб, негоже защитнику королевской сестры мерзнуть на ветру! Но где же главные врата? Почему все переделали? Этот сад мне не по нраву, я скажу, чтобы вернули, как было!
Переубеждать Даффу-Авит не было никакого толку. Она часто, подустав, забывала, где находится, и дурные события последних полутора десятков лет стирались из ее памяти. Женщина впадала в детство и была уверена, что живет в замке или направляется в него. Скорее всего, таким образом Боги оберегали ее и защищали от недобрых мыслей.
Лишь когда душевнобольная леди уснула, Тоб с Зэураном смогли нормально поговорить у костра.
– Почему ты решил, что я брошу тебя? Ты, разумеется, тот еще помощничек, да и трус к тому же – я вижу, опять, как девка маловозрастная, сопли распускал, вон глаза опухшие и краснющие…
– Ничего я не девка. Это…
– Да-да, все пепел и песок виноваты. Но привык я к тебе. Ты помогаешь нам, и Авит без тебя не хочет никуда идти. К тому же ты не думай, что я слова держать не могу, я не просто так рыцарем звался – я обещал, что помогу с должностью, и я помогу. А ты не слушаешь меня, как всегда.
– Я подумал, что ты не хочешь мне состояние свое отдавать. Те четыре сотни и еще больше, как ты говорил. Ведь теперь можешь вернуться и сам же монеты забрать. У себя оставить, на житье хорошее. И героем же стать, сам один, без меня! И богачом!
– Нет, – коротко и непонятно на что именно ответил Зэуран.
– Я знаю, что убивать можно и за пару золотых. Я б не стал и не сумел бы, а другие так делают.
– Убивают за медные монеты или за пару сапог, Тоб. А бывает, что и за грубое слово.
– Это-то да. Значится, за целую кучу золота точно. Я подумал, ты передумал делиться и…
– Не переживай, из-за золота мы с тобой не поссоримся, – Зэу вздохнул и пнул лежащую под ногами то ли шишку, то ли кусок ветки – ученик лекарей рассмотреть не успел. Рыцарь вдруг заговорил быстро-быстро, чтобы его не перебивали: – Нет у меня его. Ни монеты. Ни золотых, ни серебра, ни даже медяков. Все, что было при мне, забрали, когда отправляли на остров, а все, что я нажил, давным-давно, стоило мне пропасть из Санфелла, украли. Растаскали, думаю, в первые же пару дней. Те же, кто меня заточил в Пристанище.
Тоб поднялся на ноги. Он, широко открыв глаза, смотрел на рыцаря и молчал. Юноша не мог поверить, что тот мог так поступить с другом.
– Ты обманул меня? – прошептал юноша.
– Да.
– Ты обманул меня…
– Да, Тоб, я хотел, чтобы ты помог мне выбраться, а потом ты продолжил помогать… А после мне стало стыдно признаваться, и я не хотел ссориться с тобой.
– Ты обманул меня! Ты лгал! Ты мне лгал! – закричал Тоб. Его вопли разбудили Авит, она сонно потянулась, и сын крестьянина схватил ее за руку, чтобы поднять. – Ты плохой и злой врун! Я рискнул всем, чтобы… А ты… Врун! Даффа, этот человек обманывал нас! Мы уходим от него!
Арло
Чувство вины и страх попеременно брали верх над Арло Флеймом.
Во время каждого вздоха вместе с воздухом в него проникало отчаяние, а с каждым выдохом надежда на благоприятный исход выветривалась. Мужчина с трудом перебарывал желание спрашивать разрешение на то, чтобы моргать, говорить или думать.
Винсент, почти не шевелясь, если не считать размеренного дыхания, лежал с ним рядом в одной телеге. Некогда дорогая рубаха северянина, оказавшаяся достаточно крепкой, чтобы до сих пор прикрывать большую часть тела, покрывшаяся бурыми пятнами, задралась. Старый след от встречи с безумным исследователем обнажился, но он не шел ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить юноше совсем недавно. А вместе с ним и Арло.
Пленникам перестали завязывать глаза где-то в середине пути, – может, посчитали, что они не поймут, где находятся, а может, что не сумеют быстро передвигаться, чтобы сбежать, и Флейм очень жалел об этом. Он мог видеть, что стало с новым приятелем. Не хотел смотреть, но и заставить себя отвернуться никак не получалось. Взгляд постоянно возвращался к изуродованному лорду, и от этого становилось лишь хуже. Раз за разом он только и делал, что боролся с собой – мучение, пытка, взращивающая отвращение к самому себе. Арло никогда не думал о себе как о герое, может, только в совсем юные годы, но теперь окончательно потерял веру. Он забыл о своей человечности, даже о ней.
– Винсент, тебе больно? – шептал похищенный из Дэйбрейка по сотне раз за сутки.
Обычно ответом ему было молчание или, если везло, кивок. Виллингпэриш ни с кем не разговаривал с той самой ночи, когда друзья попытались бежать. Арло не верил, что у них получится, но он не переубедил приятеля, а, напротив, поддался искушению и побежал вместе с ним. Разумеется, Культ Первых – стоило подумать об этом – поймал их, и Роул решил наказать беглецов. Винсент, настоящий герой, единственный, не утративший человечность, взял вину на себя, спасая тем самым лорда Флейма.
Писарь был уверен, что его изобьют, быть может, выбьют несколько зубов и, скорее всего, лишат еды и воды. Не навсегда, Роул говорил, что жертвы нужны живыми, но на срок, достаточный для истязания. Флейм надеялся, нет, точно знал, что не случится ничего более страшного, а если его самого продолжат кормить и поить, то он найдет, как поделиться с другом – поесть некоторое время половину порции не так уж страшно. Они, лорды, вместе выживут, переживут это, и, быть может, спустя некоторое время их продадут или отпустят за ненадобностью. Может быть, спустя годы приятели будут вспоминать голод с улыбкой. Арло очень хотел верить в благоприятный исход.
