То, что правителей и преданных вассалов Династий вызовут на разговор, было понятно, как и то, что регент не ограничится в выборе наказания изъятием земель. Скорее всего, и Флеймов, и Глейгримов ждет повышение податей, обязанность помогать в освоении Новых Земель и развитии Цитадели Ферстленда. А может, в возведении замка для мудрецов на втором материке. Кроме того, Форест наверняка будет изобретать любопытные способы примирить Династии.
Верд предполагал, что основное действо развернется в Санфелле, стоит лордам прибыть, но Клейс Форест решил, что мстить следует начинать задолго до этого. Во-первых, никаких карет не было предусмотрено, ведь требовалось добраться до столицы как можно скорее. Следовательно, все время верхом, кроме редких перерывов на привал. Во-вторых, походные условия продолжались, так как никаких слуг лордам не выделяли, припасы пополняли в городах и деревнях, и были они скудны и пресны, и правителям предлагали всего два, редко три варианта – мясо или рыбу в виде похлебки, то же самое, но поджаренное на углях или вертеле и вяленое. У сиров Серого Ордена был еще один вариант, после озвучивания которого Флейм даже захотел им накостылять, – «ничего не жрать». В отношении Верда, когда тот отказался второй день подряд есть запеченную рыбу с медом, дикими грушами и тощими лепешками, которые рыцари искусно делали на разогретых камнях, этот способ решились применить – правителя Великой Династии оставили без ужина.
Добрый друг Раял Глейгрим, совершенно не любящий еду во всех ее проявлениях, решил поделиться с соседом, и обозленные непонятно почему на Флейма Серые Братья отобрали пищу и у него. Верх наглости! Верд угрожал мужам расправой, но совсем не такой скорой, чтобы в самом деле напугать.
Ту ужасную ночь сын Дарона запомнил надолго. Его живот урчал и, казалось, пытался поглотить сам себя, во рту пересохло, и лорд был уверен, что вскоре потеряет сознание от недостатка сил. Он дважды будил рыцарей и один раз Раяла, чтобы поведать о мучениях, но ослабленного мужчину никто не удосужился накормить. Верд с пару часов сходил с ума и донимал окружающих, а после окончательно устал и лег спать. Наутро он услышал про себя много нелицеприятного и местами весьма грубого. До сих пор он не мог понять, почему люди столь жестоки и невзлюбили его с первого взгляда.
Впрочем, через день воины соизволили попросить прощения, осознав, что натворили.
Под конец пути жить стало веселее, Флейм уже окончательно привык к постоянной скачке, устал жаловаться на все подряд и начал получать некоторое удовольствие от похода. Раял же с самого первого дня и до прибытия в Санфелл выглядел чрезмерно спокойным. Словно его устраивало положение дел и он не желал ничего менять. Почти ничего.
Глейгриму запретили брать с собой армию мертвецов, сир Тордж дал согласие отправляться только с небольшим отрядом, который считался личной охраной соседа Верда, остальных же пришлось отправлять охранять ближайшие замки, а часть – послать в Этернитифелл. Раял поделился с Флеймом, что это действие понятно, обоснованно, ожидаемо и при этом бесконечно несправедливо. Глейгрим понимал, что рыцари переживают за свое душевное состояние, за свои жизни и за отношение народа к подобному. Также они высказывали опасение о том, чем и как часто кормить восставших мертвых, и доводы Глейгрима об отсутствии необходимости частого приема пищи они не желали слышать.
Спокойствие и смирение Раяла поражало еще и потому, что Верд помнил, как друг перед самым отъездом был опечален. Он помнил, как тот дважды ходил к сиру Торджу, но Проницательный рыцарь остался при своем мнении и категорически отказывался пересматривать решение.
– Раял, тебе же разрешают взять с собой некоторых, – успокаивал бывшего врага Верд. Он решил, что с какой-то стороны может назвать себя счастливым, когда понял, что мертвые останутся во владениях соседа, уж про восставших из земли и собирающихся в невероятные полчища он успел наслушаться. Проверять, какие из слухов правдивы, не хотелось. Одно дело – помощники на войне, и совсем другое – за пределами поля боя.
Самолично Флейму посчастливилось не встретить ни одного результата проявления дара Раяла за весь путь от Оффелхолла до Чартауна. По дороге из Файртауна к Кеирнхеллу неживые также обошли его стороной. Лишь когда армия Глейгрима отправилась в бой, Флейм сумел разглядеть мертвых. Долгие-долгие циклы он думал, что было бы любопытно столкнуться с ними и поглядеть на причину всеобщей паники, и когда эта встреча состоялась, то взбудоражила лорда.
После, пока велись поиски Зейира, эйфория понемногу прошла, а близкое знакомство и вынужденное общение с неживыми вызвало отвращение и страх. В детстве Верд представлял их изуродованными чудовищами, обязательно с лишними руками и ногами, а в более зрелом возрасте думал, что они обязательно должны громко кряхтеть и рычать, подобно старым больным псам, на каждого встречного. Он ошибался.
Спокойные и молчаливые, они смирно стояли там, где им приказали. Всецело повиновались воле Раяла, вплоть до мелочей, что пугало еще больше. Уж лучше бы мертвые рычали.
Наследнику Дарона делалось не по себе всякий раз, стоило истуканам со следами побоев и причин смерти, с отметинами того времени, что они пролежали в земле, со следами зубов диких зверей и разложения, которое теперь остановилось, обратить на правителя Великой Династии свой взор. Среди новых подданных приятеля встречались и взрослые мужчины, и женщины, и старики, и старухи, и очень много детей. Тех, кто неспособен ходить в силу возраста, Проклятый король с собой на войну брать не стал, но трехлетние и старше, которые могли держать оружие, пополняли ряды войска.
Дети выглядели настолько жутко, что Верд, к которому приставили для охраны не только живых, но и мертвых, дабы его покой ничто не омрачало и он чувствовал себя в полной безопасности, первую ночь страдал, нервничал, ворочался и лишь под утро сумел провалиться в сон.
Через несколько дней, когда отряд отправился, мертвых осталось всего десятка четыре-пять. Раял снова предложил приставить к другу молчаливую и трудноубиваемую охрану, и тот, не найдя причины отказать, был вынужден терпеть общество мертвецов снова и снова. Не признаваться же, право, после всего сказанного и радости от пробуждения дара, что мертвецы пугают не только Торджа и других рыцарей, но и всех нормальных людей!
– Разрешили. Но не для того, чтобы я мог себя обезопасить и защитить. Лишь затем, чтобы продемонстрировать мою свиту и, соответственно, мои таланты Его Высочеству. – Голос Раяла почти не изменился, однако Флейм чувствовал, что сосед зол. Пожалуй, впервые тот испытывал подобные эмоции.
– Ты не хочешь раскрывать дара? – понял приятеля Верд.
– Разумеется, у меня нет подобного желания! – Глейгрим чуть повысил тон, однако незамедлительно взял себя в руки. – Я читал много историй, в которых к тем, кто обладает каким-либо даром, пусть он нацелен лишь на благо и безобиден, относились… по-особенному. Я могу представить, что будет, когда узнают о моем. И да, милорд Верд, я также испытываю страх, я в самом деле обладаю способностью к этому. Бояться могут все люди и животные, это нормально и заложено в нас. Если бы мы никогда не чувствовали страха, то давно бы перебили друг друга и умерли от разнообразных болезней, встреч с диким зверьем, штормов или прыжков с высоты. Страх продлевает жизнь. Потому-то у меня нет желания оставаться без моих слуг. В конце концов, они – моя безопасность.