Сир Тордж Проницательный, которого Клейс Форест прислал, чтобы завершить войну, собрал всех участников из знати, тех, кто не успел сбежать вместе с лордом Флеймом, и повел в Санфелл. Поначалу Раял опасался, что его будут донимать вопросами и расспрашивать, однако, вопреки здравому смыслу, его не трогали, не расспрашивали и предпочитали держаться подальше. Все, кроме Верда.
Вероятно, рыцарю было не до разговоров, а остальным приказали никуда не лезть. Тордж, подобно заботливой курице-наседке, на протяжении пути предпочитал оберегать союзника Глейгримов – Робсона Холдбиста. Мальчишка не успел вкусить настоящей битвы, не сделал ровным счетом ничего и, кажется, только начал понимать, куда на самом деле вмешался и что ему за это грозит. Вероятно, сир Тордж видел в юноше что-то или кого-то. Верд выдал несколько версий, однако Раял не согласился с ними – никакой родственной связи между рыцарем и Холдбистами не имелось, а учитывая, что Тордж почти безвылазно в юности находился в Санфелле, один из вариантов Флейма стоило признать несостоятельным. Разумеется, насколько мог судить лорд Глейгрим, изучавший древа Великих Династий, в которые зачастую входили и бастарды, и интересующийся делами, происходящими в королевстве на протяжении всех лет. Впрочем, может быть, он чего-то не знал.
К сожалению, отвлечение рыцаря на пострадавшего сына тетушки Эббианы не спасло Раяла от горя – мертвецов ему не позволили взять с собой. Обычно спокойный, донельзя уравновешенный и смиренный правитель рода взбеленился. После ему было стыдно, но тогда… Тогда он даже повысил голос и, кажется, угрожал командующему королевским войском. Он искал способы уговорить его, прибегал к самым странным аргументам и боролся за право быть в безопасности.
Мертвецы стали его верными слугами, любимыми подданными, преданными друзьями, важнейшими соратниками и главным достижением – так он считал. Они сделались частью лорда, и он не противился этому. Лишь супруга, дочь, мать и брат, если тот еще жив, связывали Глейгрима с миром живых и не позволяли полностью забыться. И, разумеется, друг, с которым у правителя было больше общего, чем он когда-либо мог предположить.
Семья Раяла осталась в Этернитифелле. От прочих приятелей, родственников, в том числе и от Олиры, и подданных сын Джура самостоятельно и осознанно отстранился, его почти перестали интересовать мирские дела, куда больше его влекла возможность оживить павших. Он видел в рядах мертвецов женщин и детей, видел бедных и богатых, молодых и старых, красивых и отвратительных. Он не знал, счастливы они были до смерти или нет, любили они кого-то или ненавидели, остались ли у них семьи или они были одиноки в свой последний час. Но он знал, что теперь они счастливы служить новому Проклятому королю, они получили новую жизнь, новую попытку начать с начала. Ожившие не могли переметнуться к врагам или предать, они чувствовали настроение правителя, и со временем лорд научился отдавать приказы без устали.
Раял тренировался в искусстве, доставшемся от предков, и с каждым новым присоединившимся другом понимал, что может обезопасить себя, своих близких и весь свой народ. Мысль о том, что без мертвых у него не получится ничего, начала преследовать его еще с того, первого, сражения у Кеирнхелла и с каждым разом лишь вгрызалась глубже. Он находил все больше новых подтверждений для своей теории, которые очень удачно продолжали идти прямо в руки.
Постепенно, правитель и сам это понимал, мертвые вытесняли остальное. Живые, о которых переживал Глейгрим, с каждым днем становились для него более далекими, менее понятными и продолжали отдаляться. Неизвестно, как далеко зашел бы Раял, когда он, увлекшийся собственным творением, созданиями, подчиняющимися его воле беспрекословно, пытался добиться права вести охрану с собой в Санфелл, если бы не вмешался Верд. Бывший враг, после того как вся родня осталась далеко, неустанно напоминал Раялу о настоящем мире. Он был настолько живым, что его жизнью можно было заряжать и других. И не имелось никакой надежды избавиться от его общества.
Вновь присоединившийся сосед также считал, что тащить мертвых в Санфелл не стоит, однако при сире Тордже высказывался совершенно иначе. Рыцарь сделал вид, что сдался, и широким благородным жестом разрешил Глейгриму взять с собой не более пяти десятков. Вассалы и союзники радовались, когда им сообщили о такой уступке: какой же Проклятый король без пробужденных ото сна слуг? Но правитель понимал, что это дозволение не для него самого. Тордж хотел привести к королю и, главное, к регенту доказательства дара Глейгрима. Он хотел сделать из друзей сына Джура представление, хотел демонстрировать их как экзотических зверушек из Новых Земель. При этом ограничение могло спасти жизни горожан и не позволить Глейгриму захватить королевские земли. Что такое пять десятков? Даже если мертвецы успеют увеличить войско Проклятого короля, то для этого потребуется слишком много времени. Рыцари сметут его подданных в считаные минуты…
Понимание этого сердило Раяла. Настолько, что он, совершенно не желая, поделился мыслями с Вердом и получил от него поддержку, несмотря на то что бывший враг испытывал страх перед мертвецами.
– Подумаешь, посмотреть хотят! Не стоит принимать это так близко, людям интересно. Их всегда привлекает спектакль и необычное, какие-нибудь уроды… Это я не про тебя. Ты бы и сам пошел поглазеть на что-нибудь этакое. Я ходил смотреть на дикарей, когда отцу привезли двух в качестве дара… Ах, да, ты бы не пошел. А любой другой человек пошел бы! Тем более Тордж должен отчитаться регенту, – ответил в тот день на жалобу Раяла Верд, они вновь отдыхали у Костра Изгнанников. – Может, он боится, что иначе его сочтут больным и не поверят в то, что он рассказывает. Тебе бы понравилось чувствовать себя болваном перед регентом, который над тобой смеется? Вот и ему неохота.
– Я не чувствую себя в безопасности вдали от моего войска. На меня будут смотреть как на зверька, на мою свиту будут смотреть как на чудовищ, и мне это не нравится. Я должен явиться к регенту и королю потому, что они хотят меня видеть, но без моих слуг мне кажется, что я предстану пред ними обнаженным и безоружным.
– Твой дар плохо на тебя влияет, Раял, да и выглядишь ты неважно… Ты уверен, что причина только в опасении остаться без охраны?
Лорд Глейгрим перевел взгляд на костер. Он думал, а Верд ждал молча, но не переставая чертить каким-то прутком на земле не имеющие смысла символы, пока мысли Проклятого короля соберутся в голове в единый клубок. С каждой минутой терпение Флейма заканчивалось, и пламя Костра Избранных взмывало вверх, дрова трещали, а двое вассалов даже обернулись и поинтересовались, все ли в порядке, когда костер приобрел шарообразную форму и словно набух перед тем, как разлететься ошметками пламени в стороны. Впрочем, доводить до такого не стоило. Прежде чем Раял успел заговорить, Верд вновь подал голос:
– В самом деле? Я спас тебя от дяди, отправил к тебе брата, а ты не можешь довериться мне? Мертвые, мертвые, мертвые! Заладил же. Они не помогали тебе и не оправдывали доверия, как я. Да как тебя после этого и другом-то можно называть?!
Сын Дарона и без того говорил громко, а теперь, разобидевшись, повысил тон и привлек еще больше внимания к своей персоне, а значит, и к Раялу. Лишние глаза и уши были не нужны, и потому, когда вассалы и пара-тройка рыцарей совершенно случайно стали придвигаться ближе и заниматься делами исключительно рядом с Костром Изгнанников, мертвецы, повинуясь безмолвному приказу хозяина, создали стену из собственных тел, одним только видом отпугивая любознательных.
