Барнаэль спросил обеспокоенно:
— Она будет против?
— Возможно, — ответил я уклончиво, — нет. Однако…
— Что?
— Мы только-только вступаем в известные договорные отношения, — напомнил я. — До полного слияния наших народов, может быть, и рукой подать, но мы не представляем, как это сделать. Потому не стоит углублять и нагнетать, а также будировать.
Он покачал головой, на лице проступило недоумение.
— Она не должна быть против! Мы так выражаем почтение и к Ее Величеству, награждая ее подданного!
— Не должна, — согласился я.
— Так в чем же…
— Но будет, — сказал я несчастным голосом. — Возможно. А нам нужно избегать даже возможности подпортить наши отношения.
— Но почему может быть против?
— Женщина, — ответил я. — Женщины бывают нелогичны. А наша королева еще и красивая женщина!
Старейшины переглянулись, Ирладельраэль вздохнул, а Барноэль спросил с беспокойством:
— Что, очень красива?
— Бесподобна, — ответил я несчастным голосом. — А в довершение ко всему у нее еще и прекрасные светлые волосы…
— Очень светлые? — спросил Ирладельраэль упавшим голосом.
— Золотые, — сказал я упавшим голосом. — Прекрасные золотые волосы, я не видел их распущенными, но, полагаю, тащились бы следом, как подол ее королевского платья.
Их лица помрачнели, мудрецы начали переглядываться, на лице Барноэля проступило сильнейшее беспокойство.
Я понял вовремя и сказал громко:
— Кстати, хочу заверить, что все важные вопросы королевства находятся в руках мудрецов, как и здесь у вас, а королева заведует только вот такими заметными для публики, но на самом деле не важными вопросами. То есть королева царствует, но не управляет. Однако, для нас к несчастью, титулами удостаивает именно она, так как это всегда пышно, ярко, об этом долго говорит и сплетничает вся страна.
Ирладельраэль пробормотал со вздохом:
— Жаль… Нам так хотелось отметить чем-то этот радостный день, когда вы принесли удивительную и невероятную весть о существовании могучего королевства.
Я развел руками:
— Увы… Но, только чтобы не обижать вас и не бросать весьма малую тень… даже намек на тень между нашими бесспорно великими народами, а как же, я вот подумал. И надумал, подумав, что мог бы просто на память о моем первом визите… будут и другие, уверен!., я бы принял какую-нибудь памятную безделушку помельче, я человек скромный, не хочу, чтобы было заметно, но такое, чтобы всегда видел — это от великих, благородных и совсем не меркантильных эльфов! Какую-нибудь мелкую ерундишку, ну там колечко для быстрого, а лучшего мгновенного перемещения из королевства в королевство… а то для меня, как Чрезвычайного и Оберуполномоченного, весьма немаловажны не только телодвижения при дворце, но и движения в пространстве…
Молчание наступило разом, тяжелое и плотное, как камень на глубине в сотню миль.
Ирладельраэль произнес почтительно:
— Да, я вот только сейчас понял, что вы представитель могущественной эльфийской империи, а мы перед вами просто дикари… одичавшие сородичи, растерявшие как знания, умения, навыки, так и материальные ценности…
Я вздохнул:
— Сочувствую. Знания и умения — небольшая потеря, их легко восстановить за какие-нибудь пару тысяч лет, что для вас совсем семечки, а вот материальные ценности… Увы, их не воссоздашь так просто. Взамен их делаем всегда другие, пусть даже и намного лучше, но теряется сладостный аромат старины, дедовщины… А что это, как не нарушение традиции, наших исконно-посконных обычаев и обрядов?
Он поддакнул:
— Да и вообще в старину делали лучше. Ведь любая вещь ценна не тем, для чего предназначена, а той душой и чувством страсти и вдохновения художника, которую тот вложил в свое произведение!
— Вот именно, — поддержал я. — Когда создается даже такая простая вещь, как кухонный нож, то важно, как он сделан, с каким изяществом и мастерством, какой изысканный дизайн и какие решения художник воплотил в нем, а не то, хорошо он режет или нет! Да пусть он вообще не будет резать, главное во всем — красота, изящество и вдохновение, ибо настоящий творец прекрасного может любую вещь… сделать прекрасным произведением искусства!
Он сказал растроганно:
— Вы эльф из эльфов! Настолько ярко и точно выразили нашу жизненную философию в кратких и емких формулах, что просто я не знаю, как и сказать лучше. Теперь я понимаю великую мудрость несколько шокирующей политики на вовлечение и низших рас в дела и заботы великой эльфийской империи… Их потенциал, я говорю о вашем потенциале, заполняет бреши там, где эльфы чересчур деликатны, интеллигентны и чувствительны, а вы и тролли вполне можете действовать прямо, честно и беспринципно, что уравновешивает систему ценностей.
На пороге бесшумно появился молодой, но уже с некоторыми знаками достоинства эльф, деликатный до невозможности, посмотрел значительно на вождя.
Барноэль отмахнулся:
— Да ладно, говори. Догадываюсь…
Эльф спросил с расстановкой:
— А как мудрецы…
— Они поступят мудро, — ответил Барноэль.
Я замер в ожидании, хотя вид у меня расслабленный и отдыхательный, я свое отпослил и даже отчрезвычайнил, теперь малость понежусь и — в обратный путь.
Трое эльфов в расшитых одеждах старинного покроя вошли, ступая медленно и важно, что никак не вяжется с быстрыми и даже стремительными эльфами. У среднего в руках тускло поблескивает шкатулка из темного металла, а двое по бокам как почетный караул, лица торжественные, вид строгий и внушающий.
Я проникся значимостью момента, торопливо встал и вытянулся. Барноэль проговорил с чувством:
— Прячась и выживая в этом жестоком мире, мы свято хранили наши святыни. Часть из них пришла из тех времен, которые не помнят даже самые старые из нас, часть была получена в скитаниях… Среди них особое место занимает браслет Иедумэля.
Он посмотрел на меня со значением во взоре. Я кивнул со знающим видом:
— О да, Иедумэль… Как же, да!
— По преданию, — продолжил Барноэль, — его получили первые эльфы, которые служили у Древних Богов быстроногими гонцами. Легенда гласит, что однажды один из гонцов недостаточно быстро вернулся с ответом, и разгневанный бог вручил ему этот браслет, чтобы тот лучше исполнял свои обязанности…
Он умолк, второй эльф сказал нараспев:
— С той поры браслет переходит из поколения в поколение уже как одна из святынь.
Третий эльф взглянул на меня в упор и пояснил:
— Последний раз им пользовались семьсот лет назад. Теперь это только реликвия.
Я пробормотал:
