Нет, хорошо всё-таки, что трюмы вохейских кораблей не бездонные, и вина с собой эти акулы торгового капитализма бронзового века привезли немного. Это я к тому, что заморской кислятины у купцов оставалось всего несколько «баллонов», содержимое которых достались не всем. Да и на каждого из уважаемых регоев, «сильных мужей» и «питарасу» из рядов «макак», которые вошли в число не просто званых на пир, но и избранных, пришлось не так уж и много. Так что с бодуна народ, в отличие от того зациновковья, которое случилось в день прибытия заморских торговых гостей, не болел.
Ещё во время двухдневного пиршества по случаю блистательной нашей победы удалось поговорить кое о чём с купцами. Но то было, скорее, озвучивание намерений с моей стороны: бронзовые предметы мне, в противоположность большинству жителей Пеу, не очень нужны, зато я готов заплатить почтенным торговцам за некоторые другие товары, список которых предоставлю чуть позже. Кроме того, хочу оговорить условия проезда на их кораблях для моих людей…
Утро началось с долгой и тяжёлой беседы с Выхкшищшу-Пахыром. Бывший Тагоров хозяин, конечно, удивился и даже обрадовался намерению дикарского предводителя, моему то есть, частично компенсировать его потери. Но прожжённый торгаш, мгновенно убрав с лица растерянность и радость, перешёл в наступление, перечисляя понесённые убытки и то и дело напоминая об обещанной покойным Кивамуем торговой монополии. В итоге битый час пришлось потратить, чтобы, с одной стороны, этот интриган недоделанный не сел мне на шею, а с другой – продемонстрировать ему, что у нас, на Пеу, теперь правовое государство и уважение частной собственности.
Хорошо, этот натиск я отражал не в одиночестве, а с Тагором и Сектантом. Причём, если тузтец молчал, мрачно играя желваками, отчего наш визави нервничал и терял уверенный нахрапистый тон, то пожилой вохеец то и дело встревал в разговор. Смысл сказанного им я понимал очень смутно, то есть вообще не понимал, очень редко улавливая уже знакомые мне вохейские слова. Тунаки, поймав мой недоумённо-недовольный взгляд, спохватился и начал переводить, путаясь и запинаясь. Напирал он, как оказалось, больше на моральную сторону вопроса, типа, нехорошо во внутренние дела чужой страны вмешиваться, да и людей в рабстве держать тоже плохо. Как это ни странно, на почтенного Вигу-Пахи тенхорабитская агитация и пропаганда, кажется, действует. В итоге он согласился в обмен на пять тысяч белых ракушек признать, что не имеет больше к Тагору никаких претензий, а также отдать топор и небольшой кинжал в качестве платы за прокорм Тишки. Что до двух погибших вохейцев и одного пропавшего без вести, то они люди свободные, за них Выхкшищшу-Пахыр денег не платил, так что убытков от их смерти не понёс.
Проклятый торгаш вымотал меня настолько, что я даже не стал разговаривать с ним о перспективах дальнейшего сотрудничества. Да и не хотелось, если честно, иметь с этим хитрожопым никаких дел, пусть локти кусает, глядя, как конкуренты будут делать бабки не только на бронзовых топорах. Нефиг поддерживать всяких узурпаторов против законных наследниц. Самый умный, понимаешь, монополию захотел получить. А баки печёного без специй не хочешь?
Последняя фраза вырвалась вслух. Сектант с Тагором недоумённо посмотрели на меня.
– Вигу-Пахи баки печёного, – поясняю.
Сколь ни мало тузтец прожил среди папуасов, но одно из распространённых туземных выражений, аналогичных русскому «хрен ему» уже успел усвоить. Что уж говорить о вохейце, который торчит на нашем острове без малого три года.
– Тунаки, этот Вигу-Пахи одной веры с тобой? – спросил я.
– Нет, – удивился Сектант.
– А почему он согласился на наши условия, когда ты стал ему говорить о том, как должны поступать тенхорабиты?
– Не знаю, – покачал головой пожилой вохеец. – Может, побоялся.
– Чего?
– Тех, кто идёт по Пути Света и Истины. Среди моряков и торговцев наши люди попадаются. И не всегда они открыто говорят о своей вере.
– Я не тенхорабит. И Тагор тоже. При чём здесь твои единоверцы?
– Торговцы знают, что я твой человек. И знают, что я следую по Пути Света и Истины. Потому Выхкшищшу-Пахыр подумал, что мои братья по вере будут помогать тебе или вредить ему.
– Смешно, – сказал тузтец. – К моему освобождению приложили руку тенхорабиты.
Возместив потраченные на бывшего Тагорова хозяина силы плотным обедом, распорядился, чтобы Ванимуй послал кого-нибудь «за почтенными заморскими гостями Куму-Тикой и Буту-Микой». Они же акулы местного торгового капитализма Кушма-Чикка и Бухшук-Мишка.
Насчёт акул я нисколько не преувеличиваю – эти двое являлись самыми крупными торговцами из числа плавающих к нашим берегам: первый владел аж девятью кораблями, правда, в Мар-Хоне из них стояла только треть, другие сейчас разбросаны по разным концам Земноморья – диверсификация бизнеса, понимаешь… Второй имел всего четыре парусника, зато все находились здесь. На их фоне остальные, владеющие одним или двумя, как Вигу-Пахи, были сущей мелочью.
Вообще-то разговаривать я планировал с купцами по отдельности. Но не то они решили выступить предо мной единым фронтом, не то, наоборот, каждый опасался, что конкурент получит преимущество. В итоге припёрлись вдвоём.
Чует моё сердце, несмотря на то, что с этой парочкой говорить предстояло о взаимовыгодном сотрудничестве, нервных клеток я потрачу не меньше, чем на предыдущего посетителя.
После привычного обмена любезностями – сначала в стиле жителей Пеу, а потом и вохейским манером – перешли к делу.
– Я слышал, что из тех ваших людей, которые помогали нам против болотных червей, двое умерли от ран, а ещё несколько слишком слабы и могут не выдержать плавание через Великое море.
Купцы несколько растерялись от такого начала деловой беседы.
– Да, у меня трое моряков получили серьёзные раны, – согласился Кушма-Чикка. – А у почтенного Бухшук-Мишки два человека умерло и ещё двое не встают.
– Вы воевали вместе с дареоями Пеу. За это и за перевозку на ваших больших лодках сильные мужи Хона и Вэя подарили всем гостям из-за моря двадцать пять связок белых тонопу. Те, кто тяжело ранен, могут пользоваться гостеприимством жителей Мар-Хона до полного восстановления сил или возвращения ваших лодок в следующем году. Но у раненых и умерших дома остались семьи. Я хотел бы помочь им. Тунаки, – короткий кивок в сторону Сектанта, – и отсутствующий сейчас Итуру – ваши соплеменники. Я снабжу их раковинами для родственников двух погибших и тех, кто останется у нас.
– Это мудрое и справедливое решение, – оценивающе посмотрел на меня Кушма-Чикка.
– Также я хочу дать вам взамен выбывших моряков, – не знаю, насколько мне удалось воспроизвести вохейское слово, означающее рядового члена экипажа, – своих людей. Я знаю, что в Вохе за такую работу полагается брать тонопу. Но мои люди не имеют опыта и почти не говорят на вашем языке. Поэтому будет справедливо, если они ничего не получат. Достаточно, что вы будете их кормить.
