К слову, именно благодаря происходящим политическим переменам я имею возможность беседовать с заморскими гостями. О Пеу вохейцам известно довольно давно, со времён плаваний легендарного морехода, имя которого звучало на мой слух как Падла-Мишка. Но лежащий в стороне от торгового пути вдоль побережья Диса остров не мог похвастаться какими-либо экзотическими богатствами вроде тагирийских пряностей и драгоценных камней, оправдывающих риск многодневного плавания вне видимости берегов.
Нововведения в судостроении и морской навигации, дошедшие с запада, сделали экспедиции к берегам Пеу менее опасными. А чуть позже появилась и причина для плавания к нам.
Лет десять назад то ли ирсийцы более систематически подошли к прогрессированию островитян, то ли количество заимствований перешло в новое качество, то ли где-то нашёлся умный правитель, но одно из западных государств вдруг резко вырвалось вперёд, устроив у себя настоящий промышленный переворот и создав целый флот не нуждающихся в парусах и вооружённых огнестрельным оружием кораблей с бессчётными полчищами воинов на борту. Причём, со слов Сектанта, в лидеры выбились обитатели совсем уж глухой окраины Земноморья – каких-то Тюленьих островов, лежащих на самом северо-западе цивилизованного островного мира. В общем, эти тюленийцы полезли на южных соседей: сперва топили военные и грабили торговые корабли всех стран без разбора, потом принялись захватывать Острова Пути, лежащие в центре океана. В итоге они отрезали запад от востока. Одним из последствий захвата Островов Пути было резкое сокращение вывоза оттуда особого вида ракушек, широко использующихся в создании украшений и в качестве мелкой монеты. В поисках новых источников этих раковин вохейцы добрались до Пеу. Как оказалось, мелководья вокруг нашего острова были ими просто покрыты. И теперь вохейские корабли регулярно пристают в гавани Мар-Хона, где под завязку набивают трюмы столь нужными местной экономике ракушками.
Я ещё долго донимал бы вохейских моряков вопросами, если бы не текущие дела и заботы: медеплавильня, конечно, практически не работала, но оставались ещё шесть сотен сунийцев, копающихся в земле по моей инициативе. Жара как раз начала спадать. Самое время проведать место будущего канала.
Так что пришлось распрощаться с бледнолицыми чужаками, договорившись вновь пообщаться завтра. Кстати, светлокожими они выглядели только на фоне местных папуасов, у коих цвет кожи варьировался в весьма узком диапазоне от просто коричневого до чёрно-коричневого. Мои же сегодняшние гости похожи были скорее на арабов или каких-нибудь южных европейцев, я же при всём своём многолетнем тропическом загаре смотрелся на их фоне несколько бледноватым…
За те сутки, которые я не появлялся на строительстве Канала имени Ратикуитаки (это не шутка: одним из аргументов, окончательно добивших моего босса, явилось предложение присвоить гидротехническому сооружению его имя – не то чтобы наш начальник был слишком тщеславен, но и войти в историю Бонхо как строитель первой крупной ирригационной системы он был не против), работа продвинулась неплохо: сунийцы успели прокопать от трети до половины того участка, на который их первоначально двинули. Если такими темпами пойдёт дело, то до водораздельной возвышенности дойдут за пару дней. Дальше, правда, такого темпа ожидать не приходилось, так как им предстоит углублять русло канала намного глубже нынешних двух с небольшим метров – где на полметра-метр, а где и на два-три-четыре. Не говоря уже о седловине между холмами, там врываться придётся на добрый десяток метров.
Да, забыл сказать: я ввёл систему измерения длины (и, соответственно, площади и объёма), за основу взяв свой собственный рост, равный 175 сантиметрам. Так что теперь длину измеряли деревянными палками-«ралингами». Можно, наверное, было взять любой произвольный отрезок – хотя бы размах рук или рост нашего таки. Но я всё-таки предпочёл в качестве эталона выбрать единственный предмет, чья длина в метрических единицах была мне достоверно известна, – на случай, если вдруг понадобится переводить обратно в метры.
Такумал бодро отрапортовал, что за прошедшие с начала работ двое суток на всех восьми участках канала в общей сложности полностью готово двести шестьдесят «ралинг» при глубине от полутора до двух «ралинг» и со средней шириной в две с половиной «ралинги», а ещё сто двадцать «ралинг» находятся в разной степени неполной готовности и будут доделаны до наступления темноты. Так что к послезавтрашнему вечеру первая часть канала общей протяжённостью семьсот пятьдесят единиц измерения моего имени будет полностью готова, и можно приступать ко второму участку.
Если честно, слышать своё имя в таком контексте как-то не очень. Наверное, хорошо, что я не выбрал в качестве меры измерения рост нашего таки, а то, не ровён час, босс обиделся бы. Но на фоне доклада о том, что работы идут согласно графику, это так, мелочь.
В компании Такумала и предводителей сунийских трудовых отрядов я прошёлся сперва по уже выкопанной части канала, потом посмотрел участки, где успели провести разметку.
Здесь мы с моим замом остались вдвоём, не считая Длинного и Ко, которые тащились чуть позади нас.
Такумал первым завёл разговор о сегодняшнем совете у Ратикуитаки и его несколько странном и смазанном окончании. Надо же, регой тоже заметил несообразность произошедшего. Но если я не стал заморачиваться всем этим, то пребывающий в окружении нашего босса уже десять дождливых сезонов воин был немало озадачен: во-первых, хозяин обычно ничего не скрывает от своих людей, а тут налицо какие-то секреты; во-вторых, как бы эти задумки таки его окружению не вышли боком.
Увы, ничем не могу помочь моему заму по строительной части, поскольку знаю не больше его. Что вызвало немалое изумление Такумала, граничащее с недоверием. Оказывается, у всех регоев, коих Ратикуитаки призвал на сегодняшний совет, сложилось почему-то впечатление, что я говорил по прямому наущению босса, уж больно довольным выглядел наш начальник после моей речи, камня на камне не оставившей от планов похода на запад.
Бли-и-ин!!! Ведь действительно, Ратикуи после моего выступления был доволен, как кот, добравшийся до сметаны. Не очень приятно понять вдруг, что тебя использовали втёмную. Да ещё вдобавок не зная, как именно! И кто – дикари, верящие во всякую чушь и муть!
Ничего удивительного, что остаток дня был безнадёжно испорчен. Вернувшись в своё служебное жильё, я поел стряпню местной подруги Длинного, которая заодно готовила на меня и толкущихся в мастерских рабочих, а также делала прочую женскую работу по немудрёному холостяцкому хозяйству.
Как-то так получилось, что Алка сначала осталась в Бон-Хо из-за поросёнка, которого Боре ей всё же всучил в обмен на пару глиняных чашек как моему заместителю в мастерских и ответственному за оставленное мной имущество (ибо договор дороже не только денег, неизвестных папуасам, но и форс-мажорных обстоятельств вроде моего переезда в столицу Бонхо), потом приболел Понапе, и без моей подруги было никак. А дальше как-то всё устаканилось: я здесь, в Хау-По, она там – в Бон-Хо. При этом мы умудрились сохранить неплохие отношения: бывая «на родине», я останавливался в своей хижине, в которой Алиу уже хозяйничала как в своей собственной – пустила туда двух своих младших сестёр, или каких иных родственниц, чтобы нескучно было, держала пару свиней – потомков той первой поросюшки, и, как это ни удивительно, умудрилась сохранить семейство «мёрзнущих крыс», которое в последующих поколениях стало совсем ручным. Впрочем, убедившись, что я не проявляю особого интереса к судьбе пушистых захватчиков, Алка начала использовать их в сугубо утилитарных целях, наладив небольшой бизнес по поставке односельчанам деликатесного крысиного мяса.
