Дальнейшее сравнение нравов первобытных и блатных, к сожалению, пришлось отложить до лучших времён, потому что народ начал приходить в движение. Ага, я умудрился пропустить мимо ушей мини-речь Вахаку, в которой он подвёл итог всем сегодняшним разбирательствам: текокец уже высказал нашему боссу всё, что он о нём думает, и теперь тэми со своим окружением намерена покинуть место, где с ней намеревались поступить столь коварно. Мне не оставалось ничего, кроме как присоединиться к свите Солнцеликой и Духами Хранимой.
Оказавшись вне видимости Ратикуитаки, немного успокаиваюсь. По крайней мере, я смог поинтересоваться у Вахаку, куда же теперь вся честная компания, в которую меня угораздило попасть, направляется. Здоровяк-текокец посмотрел на меня растерянно: он, оказывается, и не задумывался над столь приземлённой материей. Тут вмешался Такумал, который присоединился к нам с пятёркой местных регоев.
– Можно пойти в Такаму, – сказал бонхоец. – Тамошний староста с Ратикуи враждует. Он будет рад принять у себя тэми и её спутников.
– Далеко до этого вашего Такаму? – спросил Вахаку.
– Если сейчас выйдем, к вечеру дойдём. Только нужно переправиться на ту сторону Боо.
После короткого обсуждения все единогласно решили отправиться в это самое Такаму. Я тут же заявил, что нужно забрать заготовленную продукцию и мои вещи из медеплавильной мастерской. Вахаку с Такумалом, как-то само собой поделившие руководство над нашим импровизированным отрядом поровну, согласились: оружие лишним не будет, а исчирканные колдовскими знаками куски тростника, так и быть, захватят заодно. Сопутствуемая доброй сотней зевак и советчиков наша компания двинулась к медеплавильне.
Практически все мои подчинённые оказались на месте. И, как бодро отрапортовал Атакануй, готовы к переезду в Такаму. Мне только и осталось, что выразить своё начальственное одобрение да подивиться про себя скорости распространения слухов в папуасском социуме.
С толпой любопытствующих наша компания двинулась в сторону оплота и символа бонхойского сепаратизма. За околицей Хау-По оказалось, что часть сопровождающих намерена отправиться вместе с нами. Так и пошли: впереди я, Такумал и Вахаку, следом – тэми со своими служанками, за женской частью отряда – увешанные оружием местные и текокские регои да Длинный со своими бойцами, потом – персонал медеплавильной мастерской, нагруженный инструментами, заготовками и моими пожитками, а замыкали шествие увязавшиеся за нами добровольцы. Эти тащили корзины с провизией и гнали перед собой четвёрку свиней. Причём хрюшки были, похоже, из числа принадлежавших Ратикуитаки. Копчёная рыба и кой, сдаётся мне, имели то же происхождение.
По пути Вахаку рассказал, что же случилось сегодня утром.
Выслушав меня, текокец, недолго думая, собрал всю свиту тэми, кроме Огорегуя. И устроил допрос товарищей насчёт их вовлечённости в коварный сговор предводителя и бонкийского таки против Солнцеликой и Духами Хранимой. Двое из регоев раскололись и дружно сдали своего вожака. После чего Вахаку пришлось сдерживать остальных своих соплеменников, готовых немедленно прикончить заговорщиков. Верзила сказал, что они ещё пригодятся как свидетели против злоумышленников. Всей толпой текокцы ввалились в хижину, где обитал Огорегуй, и потребовали с него объяснений. Не вступая в дискуссию, тот схватился за боевой топор и успел ранить троих регоев, прежде чем Вахаку перебил ему шею палицей. Разобравшись с бывшим предводителем, текокцы двинулись к резиденции таки. Сначала Главный Босс, оказавшись перед чужаками, выкрикивающими обвинения в злом умысле против тэми, растерялся. А потом, когда на площадь стали собираться жители Хау-По, уже поздно было резать разоблачителей, всё равно народ уже в курсе насчёт его планов. Моя же речь окончательно похоронила репутацию Ратикуитаки – одно дело, когда наезжают чужаки, только что замочившие своего предводителя, а совсем другое – когда их слова подтверждает не последний человек в окружении самого правителя Бонхо.
К Такаму подошли, освещаемые прощальными лучами закатного солнца. В деревне появление толпы вызвало неслабый переполох: два десятка вооружённых до зубов текокцев, людей Такумала и моих недорегоев под командой Длинного – по местным меркам, сила основательная. А с учётом персонала медеплавильной мастерской и группы поддержки мы тянули если не на небольшую армию, то на полк точно.
В отличие от всех до этого виденных мной туземных поселений, не имеющих никаких укреплений, оплот главного конкурента бонхойского таки был обнесён невысоким, в полтора-два метра, валом, увенчанным частоколом из толстых жердей. На взгляд человека двадцатого века, выглядело всё это несолидно, но, учитывая уровень развития туземной военной техники, укрепление довольно приличное: я представил себя на месте сувана или рана, которым надо перебраться через вал и загородку, в то время как сверху по ним бьют защитники.
Местные обитатели встретили нас в единственном проходе, оставленном в ограждении. Воротами проход этот назвать было невозможно, потому что никаких ворот в принципе не наблюдалось: по бокам стояли, прислонённые к валу, какие-то плетённые из толстых веток щиты, призванные, по всей видимости, закрывать вход в Такаму на ночь. Но вряд ли они стали бы серьёзной преградой в случае штурма селения. Не знаю, как планировали обитатели поступить в случае нападения – может, должны были биться в проходе, может, намеревались завалить его чем-нибудь. Ну да ладно, это их проблемы. Хотя в свете бурных событий прошедшего дня этот вопрос, вполне возможно, станет актуальным и для меня, если Ратикуитаки сумеет после сегодняшнего удержаться у власти.
Мы встали шагах в десяти от напряжённо молчащих хозяев. Такумал, в соответствии с папуасским этикетом, по которому пришедший в гости начинал говорить первым, сказал, обращаясь к средних лет и среднего же роста мужику:
– Рад видеть славного Панхи. Хороший ли урожай на твоих полях? Много ли поросят принесла твоя свинья?
Тот ответил, что всё нормально, поинтересовавшись в свою очередь насчёт урожайности и состояния свинского поголовья у Такумала. Далее они несколько минут обменивались любезностями и расспрашивали о состоянии домашнего хозяйства друг друга, здоровье родственников и общих знакомых, а также качестве тропы от Хау-По до Такаму. Единственной полезной информацией из всего этого потока было, пожалуй, то, что этот Панхи, собственно, мятежный староста и есть.
Наконец хозяин, слегка скривясь, спросил насчёт здоровья и материального благополучия бонхойского таки. В ответ наш проводник выдал «торжественную» тираду в духе, что не брат, в смысле – не вождь, больше ему эта гнида. Разве что «черножопая» не добавил, да и то, думается, потому, что ничем не отличался от своего недавнего босса по расовому типу. После этих слов Такумала стоящие в проходе жители Такаму, принявшие, по всей видимости, нашу толпу за карательную экспедицию, посланную Ратикуитаки, заметно расслабились и потребовали подробностей.
Такумал всё тем же «торжественным» языком принялся живописать, как правитель Бонхо вздумал натравить своего ручного колдуна на Солнцеликую и Духами Хранимую, и в качестве доказательства легонько ткнул меня пальцем в грудь. Жадно внимающие ему такамцы мрачно подались было в сторону злоумышляющего на тэми, но недавний мой заместитель по стройке канала немедленно в цветастых выражениях поведал слушателям, что присущие потомкам Пилапи Великого харизма и магические способности победили коварное чародейство, и теперь Сонаваралинга является прирученным и даже дрессированным колдуном юной претендентки на престол Пеу. Мне от всего этого захотелось сесть на четвереньки и, почесав левой пяткой за правым ухом, приняться выискивать блох в своей шерсти. Удержало от столь естественного в данной ситуации действия только то, что организм мой давно утратил детскую гибкость, да и с густотой волосяного покрова на теле как-то не очень.
