Поле корнеплодов, на котором несколько женщин и подростков пропалывали и рыхлили землю, особого интереса у гостей также не вызвало. Единственное – Вараку, оценив размеры возделанного участка, полюбопытствовал:
– Неужели хватает на всех? Или твоих людей сородичи кормят?
Мой ответ, что кормят в основном рана и сувана, сонаев озадачил. Они тут же принялись расспрашивать, как это так, чтобы злейшие враги кормили?
Я тяжко вздохнул. С туземной точки зрения, конечно, наши действия в отношении восточных соседей не являлись чем-то аморальным. Но мне, как мирному человеку двадцатого века, подобная практика была не очень по душе.
Когда несколько месяцев назад на совете руководителей «пану макаки» было решено обосноваться в этом месте и тренироваться на дикарях, предстоящие военные экспедиции против рана с сувана рассматривались мной с чисто технической точки зрения: отряд должен преодолеть несколько десятков километров от нашего лагеря до селений противника по лесам и колючему кустарнику, при этом сохранив в конце марш-броска силы для боя. Для решения данной проблемы я предложил где-нибудь на полпути оборудовать промежуточную базу для хранения продовольствия и части снаряжения. Что и было сделано разведчиками, которые занимались прокладкой маршрутов к намеченным для разграбления вражеским селениям.
В результате пробная военная экспедиция прошла как по маслу. В первый день четыре десятка «макак» и полсотни с лишним добровольцев из Такаму, Хау-По и иных мест протопали до устроенной разведчиками стоянки, где нас ждало продовольствие и отдых под навесами, защищающими от возможного дождя. Вообще-то желающих присоединиться к столь масштабному предприятию было по-более пяти десятков, но Такумал с Вахаку безжалостно отсеяли половину из них.
На второй день, поднявшись в предрассветных сумерках, мы выступили с первыми лучами солнца и уже к обеду вышли к селению сувана на берегу небольшой речушки. Нам ничто не мешало взять вражеское поселение неожиданным наскоком, но воинам «пану макаки» требовалась тренировка в строевом бою. Поэтому мы с Такумалом (Вахаку с двумя десятками воинов остался в Мака-Купо) позволили обитателям предназначенного для разграбления селения собраться и встретить наш отряд в чистом поле.
С точки зрения местных, наше поведение было непонятным: обычно в туземных войнах нападали либо в открытую превосходящими силами с целью полного разгрома врага, либо неожиданно небольшой группой для грабежа. Мы же внаглую заявились всего четырьмя десятками. А о вспомогательном отряде в полсотни рыл, который должен был перерезать тропу, соединяющую деревню с южными соседями, противник не ведал. Не знаю, за помощью были отправлены гонцы-подростки или просто предупредить соплеменников о чужаках, но троих наши союзники прикончили, не вступая в разговоры, а четвёртый успел убежать обратно в селение.
Но об этом мне стало известно позже. А пока всё взрослое мужское население суванской деревни собралось возле крайних домов и не спеша двинулось в нашу сторону. Может, они хотели предварительно поинтересоваться, кто мы такие, или предложить убраться подобру-поздорову. Но два десятка снарядов из пращей с нашей стороны автоматически сняли все вопросы.
Сколько времени я убил на расспросы Баклана и Сектанта, пытаясь хоть как-нибудь пристроить их знания и умения для использования в военных целях, что было наиболее актуальным на данный момент! А выяснились познания в изготовлении и практическом применении пращей у бывшего вохейского колхозника с замашками гопника совершенно случайно, когда тот принялся с помощью нехитрого метательного устройства сбивать птиц размером с ворону, в немалом количестве повадившихся пастись на только что расчищенном поле.
Как оказалось, вохейские крестьяне частенько используют пращи для охоты на некрупную живность – копья и луки простонародью иметь в хозяйстве запрещено под страхом продажи в рабство, а мелкие зверьки и птица были неплохим добавлением к домашнему столу. Среди обитателей Пеу тоже оказалось немало желающих разнообразить меню дичью, и у Баклана быстро нашлась уйма подражателей из обитателей нашего лагеря. Я же приспособил новую забаву моих папуасов к военному употреблению: ну и что с того, что человек – не птица, и его камнем с кулак размером гарантированно не убьёшь – хоть какой-нибудь ущерб всё равно нанесёшь.
Вот и сейчас убитых среди противника не было, но пара вражеских воинов держалась за разбитые лицо и голову. Второй залп получился ещё убойнее – пострадало сразу человек шесть или семь. А третьего, увы, не получилось, поскольку сувана преодолели разделяющее нас пространство, и началась «тренировка». За прошедшее с разгрома и гибели Ратикуи время практически все «макаки» обзавелись длинными острыми копьями, на которые и попали враги, бегущие впереди. Чуть позже в ход пошли боевые топоры. Нас атаковала где-то сотня человек (как и следовало из данных разведки, на основании которых планировалась операция). Исходя из обычной туземной практики, более-менее опытных бойцов из этой сотни было не выше трети. Которая, идя в первых рядах, моментально сточилась о наш строй. В общем, отступать противник начал быстро – быстрей, чем я предполагал. И почти сразу отступление превратилось в бегство. Тут вновь заработали пращники, впечатывая кругляши из высушенной до каменного состояния глины в затылки и спины бегущих.
Вспомогательный отряд, до этого сидящий в засаде, вывалил на открытое место, отрезая суванских воинов от деревни. Примерно половина из избежавших истребления успела проскочить мимо, но десятка три с небольшим оказались в «котле». Из них с десяток пали под ударами копий и топоров, а остальные побросали оружие, когда я принялся кричать, чтобы сдавались.
С обшариванием деревни на предмет трофеев и мобилизацией не успевших сбежать побеждённых на временную трудовую повинность по переноске награбленного справились до вечера. Первую партию из полусотни женщин и подростков Такумал организовал в течение первого часа. А я перед удостоившимися высокой чести потрудиться на наше благо произнёс небольшую речь насчёт того, что если кто-нибудь из них вздумает сбежать или ещё что учудить, то их родственники, которых мы собрали в местном Мужском доме, сгорят заживо. Чувствую себя при этом каким-то эсэсовцем, возглавляющим карательную операцию.
И вообще погано на душе: планируя мероприятие, как-то не задумывался ни о том, как будут выглядеть окровавленные куски мяса, бывшие совсем недавно живыми людьми, ни о том, как будут реветь над облепленными мухами трупами женщины и дети, ни о том, как сам буду смотреть в глаза ограбленным. Ни о том, сколько ненависти будет в этих глазах.
Дальнейшее было как в тумане. Я на автопилоте командовал, сколько продовольствия оставить местным, сколько забрать с собой – мы же не совсем звери, оставим им жратву, чтобы до нового урожая дотянули. А свиней угоним всех. Разумеется, побеждённые таскали нашу добычу лишь до промежуточного лагеря – нечего им показывать, куда следует идти, чтобы мстить.
Неделю после столь удачной экспедиции я отходил. На последовавшем по случаю победы пиру опять забываю о брезгливости и напиваюсь местной браги до поросячьего визга. Не помню точно, чего я там гнал. К счастью, в основном на русском, так что, надеюсь, мои пьяные сопли и рыдания подчинённые восприняли как часть какого-то шаманского обряда…
