Закрываю глаза и вновь вижу нереальную картину: как широко развёл бы её ножки и медленно вошёл бы в неё.
Хочу слышать её стоны, вздохи, чтобы она звала меня, просила большего, прижималась ко мне, извивалась подо мной, когда буду до упора вгонять в неё свой член.
Смотрю в её затуманенные тёмно-синие глаза, приоткрытый ротик и дёргаю башкой. Сглатываю и пытаюсь вернуть себе контроль и ясность мыслей, пока не натворил глупостей.
Подрагивающими от возбуждения руками одёргиваю её пижаму и достаю градусник…
Температура, что отражается на шкале, немного отрезвляет.
Тридцать восемь и пять.
– Бл… Чёрт, – рычу я и смотрю на своего Ангела. Я – дебил. Она болеет, горит изнутри, а я тут мысленно трахаю её.
– Что? Тридцать семь температура? – улыбается малышка. И её улыбка как выстрел в упор.
– Тридцать восемь и пять, – говорю мрачно. – Но ничего, сейчас приедет доктор и поможет тебе.
Сам кормлю её, и ощущаю к Ангелу что-то новое для себя. Это не просто желание обладать ею или инстинкт сделать своей, приручить, но и чтобы она полюбила меня, испытывала такую же сильную страсть, как и я к ней. Хочу утонуть в синеве её глаз. И понимаю, что только с ней я оживаю, только с ней буду жить дальше и смогу стать счастливым. Хочу от неё ребёнка. И не одного.
Проклятье. Я так сойду с ума быстрее, чем, доведу наши отношения до постели.
Когда приходит док и проводит осмотр, я иду на кухню, и пока Ангел не видит, плескаю себе в лицо ледяной водой.
Привожу мозги в порядок и быстро возвращаюсь на место. Как её верный пёс.
Складываю руки на груди и смотрю, фиксируя каждое действие дока: как он слушает её дыхание, мерит пульс, давление, осматривает её горло, прощупывает лимфоузлы.
– Лёгкие чистые, – наконец, говорит он. – Сейчас поставим вам два укольчика, чтобы сбить температуру и помочь вашему организму поскорее справиться с болячкой.
– Это как шутят юмористы: с лекарствами вы поправитесь за семь дней, а без лекарств за неделю? – смеётся Ангел.
– Чувство юмора – это отлично, – кивает док и улыбается ей. – Он помогает не хуже лекарств. Так, а сейчас Ангелина, переворачивайтесь на живот и приспустите немного штаны.
У меня кадык дёргается, перед глазами всё багровеет, когда хренов мудак требует, чтобы Ангел сняла штаны и подставила под укол свою сладкую попку.
Сжимаю руки в кулаки, но заставляю себя прирасти к месту и не дёргаться, хотя как же мне хочется докторишке свернуть шею.
Малышка немного приспускает пижамные штаны, и мы с доком понимаем, что она без трусиков.
Да и кто, бля, спит в пижаме и в трусиках?
Я готов прямо сейчас порвать дока на части, выбить ему все зубы и выколоть ему глаза за то, что видел попку моего Ангела!
Стискиваю зубы и терпеливо жду, когда он закончит дело.
Потом он выписывает рецепт и план лечения. Ангелина лежит пунцовая от смущения и мнёт в руках край одеяла.
Что-то док засиделся.
– Ты не сказал, что с ней, – говорю резко. Голос звучит грубо и надменно.
Док хмыкает.
– Данте, это ОРЗ. Пусть девочка пьёт больше воды, ест лёгкую пищу – супы, каши, фрукты, но ничего жирного и солёного. И никакой физической активности.
– Как не вовремя эта простуда, – вздыхает Ангел. – У меня столько дел…
– Она всегда не вовремя, – улыбается ей док, затем поднимает насмешливый взгляд на меня и с усмешкой произносит: – Кстати, про физическую активность, я имел в виду тебя, Данте. Ты понял?
Дёргаю щекой и киваю. Да уже понял, что я идиота кусок.
– Так, вот эти лекарства следует принимать уже сегодня. Здесь прописана схема лечения на десять дней, – протягивает он мне лист, исписанный корявым и размашистым почерком. – Ничего страшного и серьёзного с вами, Ангелина не произошло. Впредь старайтесь не застывать, чтобы снова не оказаться с красным горлом и температурой. Лечитесь и выздоравливайте.
Он начинает собираться, и я следом.
Когда док покидает квартиру, подхожу к малышке, поправляю на ней одеяло и мягко говорю:
– Вернусь быстро. Куплю лекарства и кое-что из продуктов. Никуда не уходи, договорились?
– Постараюсь дождаться тебя, – хрипит она и смотрит на меня широко раскрытыми глазами со скрытой невинностью, наивностью и благодарностью. Чёрт, у неё самые красивые глаза, которые я когда-либо видел.
Я наклоняюсь и целую её в горячий лоб.
Её дыхание учащается, резкий вдох подсказывает мне, что на неё тоже влияет мое присутствие, как и она влияет на меня.
Мои пальцы покалывает, когда я провожу ими вниз по её щеке и шее.
Даю себе мысленную оплеуху и отдёргиваю руку.
Ангел нервно облизывает губы, прежде чем слегка прикусить их.
– Спасибо, – произносит она тихо и почему в её благодарности звучит извинение. И стыд.
– Ангел мой, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии… Только так.
С этими словами я делаю шаг назад и иду из квартиры.
Закрывая двери, вижу, как она растерянно смотрит мне в след.
С сердцем, застрявшим в горле, я отправляюсь в ближайшую аптеку.
* * *
АНГЕЛИНА
Пока Денис ходит за лекарствами и продуктами, я лежу в тишине своей маленькой квартиры-гостинки и не могу никак понять, как докатилась до жизни такой?
Живя одна в большом городе, я сама контролирую свою жизнь, никто не берёт за меня ответственность, не делает мне поблажек, не совершает в мою честь поступков, но я этого всего и не требую. Мне не нужно всё вышеперечисленное.
Для меня важна свобода, независимость, самодостаточность. Я могу сама о себе позаботиться. В принципе всегда этим и занималась.
Даже в детстве.
Больше всего внимания всегда уделялось моей любимой маме. Она у меня очень хрупкая и телом, и душой. Мы с папой для неё – опора и твердь. И я уже давно поняла, что характером пошла в отца. Он у меня боец и я такая же.
Вот только чего никак не могу понять, зачем я позволяю ненормальному Денису находиться в своей жизни?
Да, я простыла, и по большому счёту это произошло по его вине. Но я и раньше болела. Ничего страшного и необычного в простуде нет, чтобы развивать вокруг меня столь бурную деятельность.
Или он пытается показать себя с другой стороны?
Мол, смотри, я на самом деле не такой поддонок, как ты вначале подумала. Да, я резок и крут, но я могу быть и нормальным мужчиной. Заботливым. Нежным.
Я признаюсь сама себе, что с одной стороны, мне ужасно льстит и даже нравится его внимание к своей скромной персоне. За меня ещё никто и никогда не боролся. Никто не пытался завладеть моим вниманием настолько рьяно, как это делает Денис.
