— … Враг обдаст сердце холодом равнодушия. Преодолейте в себе… возбудите в сердце… к подобному вам во всем человеку», — среди фразы оглушительно разревелся не удержавшийся на ножках малыш, и часть проповеди утонула в его расстроенном плаче. Сет никогда не слушал раньше человеческих священников. Вернее, то, что он обычно слышал, сводилось к тому, что подобных ему, или просто отличных от людей существ стоило вычислить, захватить и уничтожить. Охота на ведьм процветала в Вириди Хорте ещё во времена, когда его Отец был человеком. Теперь же, если верить донесениям, отряды по борьбе со всеми, кого можно окрестить «нечистью», возникали по всему Атиозесу, но ещё не набрали силы. Сплотиться для борьбы с врагом света — чего еще было ожидать от людей, переживших такое событие? Дитя же удалось быстро отвлечь, поскольку слова священника скоро снова стали отчетливо слышны:
— … Рано или поздно покажет когти. Стрясется беда, будь то болезнь или потеря. Но никто не увидит и не услышит, как он не видел и не слышал тех, кто нуждался в его помощи…» — в этот раз продолжение вновь утонуло в детском плаче. На этот раз матери пришлось утаскивать малыша от стоящего без движения кадавра. Ребенок надрывался и звал отца. Просил его проснуться и вернуться к нему. Маленьким детям, едва научившимся произносить с десяток слов, было не объяснить, что окровавленный мертвец, изредка перемещающийся по помещению, больше не является родным и любимым им человеком. Дети постарше уже давно все поняли, но все равно нет — да посматривали, глотая скорбные слезы, на своих умерших, но неупокоенных родных, ставших надзирателями по приказу князя.
Смотреть в эти глаза, полные боли, не было моральных сил. То единственное, что не удалось вытравить Отцу на пару с Жрецом из его разума, воспротивилось принятому было решению.
Сет отключился от зрения и слуха кадавра и еще какое-то время просто стоял, прислонившись лбом к двери снаружи церквушки. Кадавры все так же размеренно вытягивали энергию. Итернитас от них не отставал, ни на минуту не давая передышки. Время поджимало — брат скоро очнется, и нужно будет вновь погрузить его в сон. Вессель продолжал опустошаться, но запасов еще могло хватить до прибытия совета, при условии, что удастся сократить расход. Решившись, князь толкнул дверь костела и зашел внутрь.
◦ ☽ ◯ ☾◦
Проведя ночь в придорожном постоялом дворе, Есения двинулась дальше. Ярец, с недовольным ворчанием, последовал за ней.
«Может все-таки околдовал? Ну как пить дать околдовал её! Чем плохо в городе обосноваться? Выдадут… Никто беглых скрывать не станет… Как к семье возвращаться собираешься?…» — Ярек недовольно прокручивал в голове вечерний разговор, мысленно передразнивая сестрицу. Наотрез отказалась идти в город и, спозаранку, заплатив сворованными у князя монетами трактирщику за еду в дорогу, стремительным шагом направилась в чащу леса. Только поспевай за ней.
Разговор не клеился. Еся сердито поглядывала на увязавшегося за ней братца. Угасшая было обида за то, что тогда давно он её оставил одну разгорелась с новой силой. «Пристроим тебя к добрым людям. Будешь им прислуживать, авось проживешь. Вдруг хороший человек заприметит, ты ж не говори сразу, что ребенка сродить не сможешь! Авось слюбится, да и не оставит…» — когда она услышала это от Ярека, вероятно, позеленела от злости, что даже этот дуралей заметил и осекся, начав бубнить нечто невнятное. Чего только стоило сдержаться и не высказать всё разом! Да побоялась, что если проговориться о том, что задумала, Ярек её чего доброго волоком поволочет, да слушать не станет. Хорошо хоть, услышал, что ему к жене и дочери дорога закрыта, пока не исправим то, что наворотили. А без него она не чаяла добраться до намеченной цели.
Привал и сильно запоздавший обед проходили в гнетущем молчании. Ярец не знал, как начать разговор, чтобы сестрица снова не вспылила. Он почти не узнавал её с тех пор как она первый раз дала отпор ему и Траяну. Словно вместе со знаниями в ней поселилась неведанный ранее внутренний огонь, позволяющий стоять на своем. А ещё чувствительно ёкало сердце и начинали пылать щёки, каждый раз когда в памяти всплывала укоризненная фраза от сестрицы: «У мертвеца пожила, теперь у людей добрых поживи? Что ж тебя это все эти месяцы не беспокоило? Да и заступился тогда за меня Джастин, а ты лишь стыдил, хоть видел, что не по своей воле иду. Хоть раз спросил, как мне живется-то? И что значит, заприметит? При чем тут рожу — не рожу? То что я ни под кого ложиться не хочу, тебе в голову не приходило?».
Он вновь осторожно глянул на сестрицу. Она как раз закончила есть, и разминала руками икры, периодически морщась. Было видно, что ноги немного подрагивают. Да и под глазами были синяки — то ли ночью спала плохо, то ли совсем устала. Понимая, что скоро придется идти дальше, предложил первое, что пришло в голову:
— Еся… Ты, может, почитай мне немного? Пусть ещё немного ноги отдохнут, раз все-равно не говоришь, куда идем.
Есения сердито посмотрела на смущенного и покрасневшего Ярека. Тем не менее, уставшим он не выглядел — сказывались тренировки с Волками. А вот у неё ноги сильно гудели от длительного непрерывного перехода. Да и отвлечься от невеселых дум ей и самой хотелось. Она взяла в руки свою поясную книгу, расстегнула застежку и открыла наугад:
— Фамильяры — духи-помощники своим хозяевам. Часто имеют физическое воплощение. Считается, что ведьмы предпочитают фамильяров в виде чёрных котов, филинов или жаб. Реже встречаются в виде псов, пауков и даже лошадей, предпочтительно чёрной масти. Они энергетически связаны со своим хозяином, — Ярец привстал, заслышав приближающиеся шаги неподалеку, но Есения, погруженная в книгу, ничего не замечала и продолжала читать. — Со временем, как и обычные домашние животные, приобретают черты характера своего владельца. Связь между фамильяром и владельцем настолько крепка, что фамильяр погибает втечение нескольких мгновений в случае смерти владельца. Чаще всего фамильярами становятся плененные духи, или же ведьма заключает сделку с темными силами. Кстати, тут примечание наш кощун дописал. Фамильяр может и сам себе хозяина выбрать, и приобрести не только черты характера, но и магические свойства, вкусив его крови. Ты что насторожился?
Ярец же, понимая, что некто движется, уже не заботясь о том, чтобы не быть замеченными, загородив собой сестру, обнажая клинок.
⋆☽ ◉☾⋆
Словно почуяв душевное смятение князя, Эйлерт продолжал свою проповедь среди остекленевших глаз мертвецов и надеющихся на благополучный исход селян:
— Душа не может без милосердия. Сердце каждого жаждет добра и хочет созидать добро, пусть не всегда мы можем это понять своим умом.
На скрипнувшую дверь и ворвавшийся в душное помещение свежий ветерок сразу обратились десятки глаз. Эйлерт замолчал, заметив зашедшего и сочувствующе покачал головой. Молодой князь выглядел еще болезненней, чем обычно. И без того худое лицо осунулось, щеки впали, заметно натянув кожу на скулах. Под глазами виднелись вполне обычные синяки крайней усталости. Плечи, вопреки обычной осанке были опущены. Одной рукой князь касался стены, будто бы ища опору. Обычно яркий, твердый и немного лукавый взгляд теперь потух. Да и глаза он направил куда-то в сторону, будто стараясь ни с кем не встретиться взглядом. «Ох, не с добрыми вестями пожаловал…»
