Она сглотнула и ответила слегка напряженным голосом:
— Нет. Когда я была ребенком, я часто перебинтовывала отца, если с ним что-то случалось, когда он был пьян. Однажды он пробирался через теплицу соседей и сильно порезался.
Драго нахмурился:
— Сколько вам было, когда это случилось?
Она пожала плечами:
— Восемь или около того. Сядьте, чтобы я могла вас перебинтовать, — велела она, когда прошла за ним в ванную и достала из шкафа аптечку.
Он сел на край ванны и развязал полотенце, показав глубокий порез на ладони.
— Я крепко прижимал полотенце и держал руку поднятой. Кажется, кровь идет меньше.
— Не думаю, что порез надо зашивать, — сказала она, осмотрев рану. — Вам повезло.
— Да. — Он не мог скрыть усталости в голосе. — Я бы не обрадовался еще одной поездке в госпиталь сегодня.
Она быстро взглянула на него:
— Поэтому вы не приехали к ужину?
— О, сага, вы что, скучали по мне? — протянул он.
— Конечно нет. Почему я должна скучать по своему тюремщику? — Почувствовав, что краснеет, она сосредоточилась на ране. — По крайней мере, порез был дезинфицирован одеколоном, — пробормотала она, обматывая бинт вокруг его руки. — Здесь пахнет, как в гареме у султана.
— Вы говорите исходя из собственного опыта?
Драго медленно разглядывал ее, и она почувствовала, что ее одновременно бросило и в жар, и в дрожь.
— Уверен, вы были бы любимицей султана с вашей нежной кожей и огненными волосами, — сказал он мягко.
Захваченная врасплох неожиданным переходом его голоса от дразнящего до сексуального, Джесс перестала дышать. Она перевела на него взгляд и увидела неприкрытый голод в его блестящих глазах.
— Конечно, я никогда не была в гареме, — сказала она глухо. — Я бы никогда не стала игрушкой для мужчины.
Я верю в равенство между мужчиной и женщиной.
Она бы ни за что не призналась в тайных фантазиях, когда оказывалась в объятиях красивого и властного мужчины на шелковых простынях. В фантазиях она сначала сопротивлялась его власти, но потом, поддавшись умелым ласкам рук, возбуждающим и дразнящим, позволяла ему овладеть собой.
У героя ее фантазий никогда не было лица — до этого момента. Она посмотрела на точеные черты лица Драго, и внутри у нее все оборвалось. Джесс горько подумала, что в нем было все, о чем она только мечтала. Легкая щетина делала его мужественную красоту еще более сексуальной. Она посмотрела на его рот, вспомнив, как он целовал ее, и бессознательно облизнула губы кончиком языка, будто пытаясь вспомнить вкус его губ.
Атмосфера в ванной комнате неуловимо изменилась, и сексуальное напряжение было почти осязаемым. Драго чувствовал тяжелое биение своего сердца и пульсирующую боль в паху, яростная дробь желания бежала по его венам. Это началось с прикосновения пальцев Джесс, когда она обматывала его руку бинтом. Белые пальцы на фоне его загорелой кожи вызвали в его воображении образ обнаженной Джесс в его объятиях, ее белых бедер, переплетенных с его ногами, густо покрытыми волосами.
Но, честно говоря, это началось гораздо раньше — когда она появилась на пороге его спальни, восхитительно выглядя в ночной рубашке от «Касса ди Кассари», которая скорее напоминала облако белого шелка и кружева. Она удивительным образом сочетала в себе девственную невинность и чувственность сирены, с ее губами, похожими на спелые ягоды, и кошачьими зелеными глазами.
Когда она наклонилась к нему, чтобы заняться его рукой, Драго вдохнул нежный аромат кожи, напоминающий аромат розы, а прикосновение шелковых волос к его голому плечу разожгло его кровь. С самого первого момента, когда он увидел ее в Лондоне, почувствовал примитивное желание обладать этой женщиной и заявить на нее права. Он не был неандертальцем. Он был мужчиной, живущим в двадцать первом веке и верившим в равенство полов точно так же, как и она. Но в его желании была первобытная сила, которую он не мог контролировать.
Драго понимал, что ни одну женщину он не хотел так, как хотел Джесс. Нежное беспокойство в ее глазах, когда она ухаживала за ним, трогало в нем какие-то глубинные струны. С тех пор как погиб его отец, он был главой и защитником своей семьи, всегда сильный и уверенный в себе. Сегодня самоконтроль покинул его. Он не думал о своих подозрениях относительно пропажи денег Анджело или о том, что ее когда-то осудили за мошенничество. Все, о чем он мог думать, — были ее роскошные волосы, которые напомнили шелк, когда он отбросил их с ее лица, и о ее розовых щеках, мягких, как бархат.
Управляемый инстинктом, он запустил пальцы в ее волосы и притянул ее голову ближе к себе. Он все еще сидел на краю ванны, и ее лицо оказалось прямо на уровне его лица, а губы так соблазнительно близки. Она не сопротивлялась и не отстранилась, но он мог слышать ее дыхание и видеть, как неистово бьется жилка у нее на горле.
Несколько секунд они не двигались, пока ожидание стало невыносимым. Они безотрывно смотрели друг другу в глаза, пока Драго наконец не прижался губами к ее губам и поцеловал ее сначала неторопливо, а потом страстно.
Язык Драго умело исследовал губы Джесс, прося их раскрыться, хотя ему и не пришлось делать это долго, что она отметила с сожалением. С того самого момента, как он завладел ее ртом, она пропала, и, даже не намереваясь сопротивляться, она раскрыла губы, услышав его тихий стон, когда он проник внутрь.
Он был мужчиной ее мечты. Единственным мужчиной, которого она подпустила так же близко, как и Себастьяна. При воспоминании о прошлых отношениях она замерла и спросила себя, что она делает. Драго открыто заявил, что не доверяет ей. Почему же тогда она позволяет целовать себя? И почему отвечает ему?
«Потому, что ты ничего не можешь с собой поделать», — шептал голос внутри ее. Потому, что с того самого момента, когда Джесс его увидела, то почувствовала, что всецело принадлежит ему. Ее разумная часть понимала, что это нелепо; она не хотела никому принадлежать, она знала, насколько это может быть опасно, когда о тебе кто-то заботится. Она влюбилась в Себастьяна, потому что была одинока и отчаянно нуждалась в любви. Но он надругался над ее верой, и она поклялась больше никогда не рисковать.
Драго в конце концов оторвался от нее, и Джесс знала, что ей следует вырваться из его рук и прекратить безумие. Она знала это, но ничего не могла поделать. Он провел губами по ее щеке и шее, и она задрожала, когда он нашел чувствительное место у нее за ухом.
— Сага, ты так прекрасна, — прерывисто сказал он, и его глубокий, чувственный голос заставил ее задрожать вновь от острого, жестокого желания, которое поднималось снизу ее живота и разливалось по всему телу так, что она могла ощущать каждое нервное окончание.
Он прижался губами к пульсирующей жилке на ее шее и провел губами по ключице. Ее сердце замерло, когда он спустил лямку ночной рубашки с ее плеча. Груди изнывали от сладостной тяжести, и, когда он провел пальцами по ее набухшим соскам, по телу прошла судорога, будто ее ударило током.
