Шок и боль в его глазах ранили ее; но столкнуться с его неизбежным разочарованием и холодом было бы гораздо страшнее. Вскоре она придет в себя.
Ей не нужно было начинать всего этого. Но все кончено. Перед ней была новая Минти. Если бы она ничему не научилась, если бы боль не была для нее постоянным напоминанием, эту Минти не стоило бы беречь.
— Это очень мило, но, думаю, мне стоит пойти своим путем. Я очень ценю то, что ты делаешь, но дело не только в деньгах. Мне нравится работать, — сказала Минти, улыбнувшись при виде удивления на лице Фенеллы. — И я действительно хочу получить эту работу. Так что скажи мне: я выгляжу как рассудительная, ответственная и трудолюбивая девушка?
Фенелла оглядела ее с ног до головы и неодобрительно нахмурилась.
— Почему женские костюмы такие уродливые? — посетовала она. — Но если опрятность и скучность — то, что тебе нужно, тогда ты на верном пути.
— Думаю, мне стоит тебя поблагодарить.
— Так это то, чего ты хочешь? — сказала Фенелла. — С девяти до пяти, маленькая квартирка где-нибудь на конечной станции метро, костюмы и туфли без каблука? Сильная усталость, чтобы выйти куда-нибудь вечером, домашняя лазанья и вечеринки по субботам с принесенным алкоголем? Я не знаю, что случилось в Италии, Минти, но ты должна справиться с этим. То, что ты наказываешь себя, никому не помогает.
— Так живут все люди, Фен.
Но слова Фенеллы навевали тоску: длинные дни, долгое возвращение в маленькую квартирку ради готовой еды и последнего реалити-шоу по телевизору. Минти отчаянно пыталась найти плюсы: творчество на работе, самодостаточность, возможность быть собой. Если хоть кто-то может быть собой.
Настало время это выяснить, мрачно подумала она. Прежде, чем она ворвется еще в чью-то жизнь, неся с собой очередную боль. Прежде, чем она причинит еще большую боль, чем ту, которую уже причинила, самой себе. Каждый раз приходить в себя все сложнее.
За последние несколько недель она несколько раз думала, что не справится. Апатия и депрессия, в которых она тонула, — единственное, на что она была способна. И все же она продолжала держаться на ногах, но только держаться.
Фенелла качала головой.
— Но, Минти, ты не большинство людей. Из всех твоих затей эта самая безумная. Через два месяца, самое большее, тебе станет скучно. Просто не сжигай до этого момента все мосты, хорошо?
— На этот раз все иначе, честно, Фен. Я знаю, что делаю. Совершенно новый старт без мужчин и подальше от газет — вот то, что доктор прописал. Хорошо, мне пора.
Пожелаешь мне удачи?
Но когда она выходила из квартиры, слова Фенеллы эхом звучали у нее в ушах. Она отчаянно хотела измениться, сесть на дно, погрузиться в работу и рутину, но она не знала, удастся ли ей это. Что, если все это она бросит, поддавшись очередной иллюзии любви?
Если бы только реальность не была такой серой. И такой невыносимо одинокой.
— Думаю, нам стоит возродить летние вечеринки.
Лука удивленно поднял голову. Хотя Джио работал уже пару часов у него в кабинете, он сидел так тихо, что Лука забыл о его существовании.
— Летние вечеринки? — эхом повторил он.
— Это было самым любимым ежегодным событием твоего отца, — сказал Джио, откинувшись на стуле и вытянув ноги, улыбнувшись при воспоминании. — Утром мы проведем конференцию для всех сотрудников, на которой ознакомим их с планами на предстоящий год. Разумеется, раньше их было гораздо меньше. Ты создал из «Ди Торе дольче» настоящую империю. — Он с обожанием посмотрел на племянника.
— Я помню, — медленно произнес Лука, воскрешая в памяти карусели, мороженое и ежегодный футбольный матч между «рабочими и менеджерами» — всегда отлично организованное мероприятие. — Вечером устраивали большое барбекю, на которое приглашали семьи всех работников. И фейерверк.
— Мы отменили это в тот год, когда погибли твои родители, — сказал Джио. — А потом никогда не было подходящего времени, чтобы возродить традицию. Но в этом году, когда мы планируем расширение и новый маркетинговый план, рекламу… я думаю, сейчас самое время. Ты согласен?
Сначала Лука не ответил. Меньше всего ему хотелось вечеринок, пусть даже корпоративных. Все, чего он хотел, — это работать, работать до изнеможения, пока не провалится в бессознательный сон. Работать до тех пор, пока не останется места для мыслей, воспоминаний и сожалений.
Но Джио явно не догадался, что у него совершенно отсутствует воодушевление по этому поводу. Он был полон идей.
— Я думаю, мы можем устроить церемонию награждения, чтобы поблагодарить людей за упорный труд, только вместо призов будет персональное мороженое. Все это отлично впишется в новую кампанию и будет личной благодарностью каждому сотруднику, это хорошая идея. — Так оно и было. Было здорово видеть, как Джио воодушевленно принимает участие в работе. Если бы только Лука мог чувствовать то же самое.
— Я также считаю, что ты должен пригласить Минти. — Джио говорил спокойно, будто они обсуждали погоду, от которой будет зависеть место проведения церемонии — в помещении или в палатке — и выбор между каруселями и колесом обозрения.
Но, разумеется, Лука так мало ему рассказывал — только то, что Минти наскучила компания и жизнь в деревне, а это было правдой, и что она вернулась обратно в Лондон. Она окончательно обрывала все связи, продавая свои акции. Как Лука и предвидел. Как он и хотел.
Если бы только она сделала это раньше.
Но, конечно, Джио должен догадываться, что между ними было нечто большее. Он проводил с ними время. Они скрывались от него, но не слишком успешно. Для Луки не касаться ее было невыносимо. Внутри у него внезапно все перевернулось, пальцы похолодели. Ощутили пустоту. Они ныли от боли, желания еще раз коснуться теплого и мягкого тела. Острая благодатная боль, когда он вонзил ногти себе в ладонь, оказалась хорошим способом контролировать вероломное тело. Нет смысла скучать по ней. Она никогда не вернется.
— Я знаю, это был шок, что Роза оставила свои акции Минти, — сказал Джио. Лука чувствовал на себе его проницательный взгляд и пытался выглядеть спокойным и незаинтересованным в беседе.
— Это ее акции, — просто сказал он, сконцентрировавшись на экране перед собой, хотя больше он не мог выдавить из себя ни слова.
— Она знала, что тебя ждет большое будущее, — продолжал Джио. — Поэтому, слава богу, она поддерживала твои планы. Только вспомни, какими недоверчивыми были банки в последние годы. Я знаю, что ты сильный, Лука. Если кто и мог преуспеть в это время, так это ты. То, что мы избежали бремени банковских займов, настоящее благословение.
— Я всегда был благодарен Розе за все, что она сделала, не только за инвестирование в компанию.
Это было преуменьшением. Она не просто оставила Лондон, чтобы заняться его воспитанием, но и наследство девятнадцатилетнему парню с большими планами и еще большими мечтами.
