* * *
Моей замечательной жене Каролине, вместе с которой я надеюсь передать лучшее из посланий нашим столь же замечательным дочерям Еве и Жюльетте
1
Между ставнями на окне одного из невысоких каменных домов, стоявших на темной улочке, пробивался свет — неяркий, колеблющийся, но достаточный, чтобы обрисовать контуры прямоугольного окна с викторианскими колоннами по бокам.
Гораздо больше искусственного электрического освещения Грейс любила мягкость огня, зажигаемого ею при ежедневном пробуждении в три часа утра. Сидя на краю кровати в своей спальне, она любовалась пламенем фонаря, ожидая, пока оно выровняется.
От разминания затекших пальцев ног хрустнул паркет, и это заставило ее окончательно проснуться. Охваченная внезапной тревогой, она нагнулась открыть ящик ночного столика, но передумала и покачала головой. «Ты же знаешь, что он все еще там», — мысленно сказала она себе, взяла фонарь и встала у окна. Ветки скребли по стеклу, а позади них выделялся круг луны, висящей над высокой башней университета Глазго, которой Грейс несколько мгновений полюбовалась.
Затем, повесив фонарь на руку, как на крюк, она прошла в гостиную, с удовольствием чувствуя под ногами мягкий ковер, и понюхала воздух. Стены, за исключением одной, скрытой занавеской, были полностью заняты полками с книгами, наполнявшими комнату умиротворяющим запахом старой бумаги. Грейс обвела взглядом каждую полку, наслаждаясь молчаливым присутствием единственных друзей, которым дозволялось разделять с нею ее жизнь. Книжные полки висели даже на внутренней стороне входной двери, словно стражи ее дома.
Ступая осторожно, чтобы не разбудить соседей, Грейс включила одну за другой лампы в гостиной, погасила фонарь и, одетая в шелковую пижаму, скрывавшую ее формы, в шорохе ткани легла на ковер возле журнального столика, чтобы начать отжимания, которые заставляла себя совершать с профессорской строгостью. После нескольких месяцев занятий она стала застегивать поясной ремень на несколько дырочек туже. Это было важно для того, чтобы увеличить ее шансы успешно справляться с некоторыми требующими хорошей физической формы ситуациями, с которыми ей приходилось сталкиваться в ее работе.
Полчаса спустя она осмотрела себя в зеркале ванной комнаты. Выступившие красные пятна чрезмерно резко обрисовывали ее щеки и напоминали ей, что из-за ее круглой, сейчас влажной от пота физиономии некоторые грубоватые коллеги подшучивали над ней в недавние времена, когда она была толстухой. Сейчас, в тридцать два года, ее грудь сохраняла несколько избыточную пышность, а талия оставалась более женственной, чем модельной, как она иногда определяла в шутку. Кто-то мог сказать, что ей следовало бы сбросить еще два-три килограмма, тогда как другие нашли бы, что она по-настоящему красивая женщина. Лицо ее было миловидным, а губы, уголки которых растягивали и приподнимали ямочки, привлекали взгляды не меньше, чем орехового цвета глаза, словно ласкавшие собеседника. Что касается пухлых прежде рук, они как будто вытянулись и приобрели неброское изящество.
Грейс наклонила голову набок, и длинные каштановые волосы соскользнули ей на шею. Она только что заметила на животе жировую складку большего, чем она могла вообразить, размера. Пожав плечами, она с иронией подумала, что у нее весомые формы.
Она на цыпочках вернулась в спальню и открыла гардероб. Справа — несколько платьев, джинсов и блузок темных тонов. Слева, словно солдаты в строю по стойке смирно, на вешалках застыли пять практически одинаковых брючных костюмов.
Она собралась выбрать один, прежде чем расположиться на диване с чашкой чаю и книгой, но прервала движение, не завершив его, и посмотрела на стену, противоположную ее кровати. Озабоченная, она осторожно приблизилась к перегородке. Опять начинается. Замерев, она слушала доносившиеся из-за стены приглушенные звуки. Рыдания. Мужчины. Это часто повторялось глубокой ночью в течение приблизительно года.
Что с ним случилось? Как он выглядит? Грейс этого не знала. Она никогда его не встречала, возможно, потому, что распорядок дня обоих не совпадал. Но как и каждый раз, она прислонилась к стене. И в тишине, нарушаемой всхлипываниями неизвестного, запела колыбельную, слегка покачивая головой. Она не всегда попадала в ноты, но колебания ее груди передавались стене, а каждое слово, слетавшее с губ, она сопровождала взмахом указательного пальца. Пришедшая из детских воспоминаний нежная песенка рассказывала, как Мария просит ангелов позаботиться о ее сыне. Грейс часто напевала эту мелодию в самые мрачные моменты своей жизни.
Скоро всхлипывания за стеной стали реже, боль, кажется, улеглась, и ночь снова окуталась тишиной.
Грейс распрямилась с осторожностью матери, отходящей от постели своего заснувшего младенца, взяла один из костюмов, нацепила наплечную кобуру, оделась, пристегнула к поясу наручники, на указательный палец надела серебряное кольцо и присела на корточки перед ночным столиком. В этот раз она открыла маленькую дверцу, за которой скрывался сейф, отперла его, набрав кодовую комбинацию. Внутри лежали два предмета. Не притрагиваясь к пистолету, она с поспешностью, контрастировавшей с обычной размеренной неторопливостью ее движений, схватила кусочек красного бархата, развернула его и издала вздох облегчения. Ключ с двойной бородкой, какие используются в бронированных сейфах, был на месте. Грейс подержала его в руке и вернулась в гостиную. Отодвинула занавеску, висевшую между двумя книжными шкафами, за которой скрывалась прочная металлическая дверь, совершенно непохожая на скромную входную. Грейс вставила ключ в замок, когда ее внимание привлек жужжащий звук вибросигнала мобильного телефона, от которого задрожали фигурки животных и несколько стопок книг на низком столике, где он лежал. Кто мог ей звонить в такой час?
Эллиот Бакстер. Ее начальник. Он не звонил ей, должно быть, целый год. Что ему понадобилось, да еще среди ночи? Она ответила на звонок, столь же любопытствуя, сколь и волнуясь.
— Всего два звонка. Вижу, ты не утратила своих привычек ранней пташки, — заметил он.
— Разве что я поднимаюсь ни свет ни заря не затем, чтобы раньше всех набить себе брюхо, а чтобы заниматься спортом.
— Ладно, ладно, рад тебя слышать, но буду с тобой откровенен, Грейс. Я звоню тебе потому, что под рукой не оказалось никого свободного, так что не строй иллюзий.
— Так же как я не строю их в отношении твоей деликатности, — ответила она без всякой агрессивности.
— Грейс, ты была превосходным детективом некоторое время назад, но ты, так же как и я, знаешь, что…
— Что когда ты перевел меня с понижением, я нуждалась в помощи больше, чем в том, чтобы меня задвинули на чердак? — договорила за него Грейс.
Но если Бакстер позвонил ей, то, возможно, потому, что хотел поручить интересное дело. Лучше не начинать с ним перепалку. Во всяком случае, пока.
