– Это ведь всего лишь легенда, господин Фрейман. Что вас так рассердило?
Он уставился на нее. В его глазах дрожал огонек страха.
– Правда в том, что это, возможно, не легенда. А совсем наоборот.
Грейс почувствовала, как тревожное предчувствие, терзавшее ее чуть раньше, возвращается.
Перед тем как закрыть дверь, Людвиг Фрейман напоследок посоветовал ей:
– Сходите в церковь, и вы увидите.
Глава 20
Как она и опасалась, «Цур Бёрзе» оказался тупиковым путем. В отеле сохранялись регистрационные книги лишь за последние пять лет, и даже если бы Грейс захотела найти кого-нибудь из тех, кто работал в интересующее ее время, то, как объяснил ей нынешний директор, отель за последние пятнадцать лет столько раз менял хозяев, что невозможно найти персонал, работавший при каждом руководителе.
Итак, Грейс окончательно потеряла след того, кого считала своим спасителем, сына Клауса Браунера, а с ним и единственный реальный след, способный привести к тем, кто похитил и изнасиловал ее.
Стоя на тротуаре перед отелем, одна под ночным небом, она услышала вдали звон церковных колоколов. Значит, вот так закончится ее день безумной надежды. Ей захотелось посмеяться над собой, хотя бы лишь для того, чтобы сгладить боль от предсказуемой неудачи. Бросившись очертя голову в это расследование, гордясь собственной решительностью, уверенная, что наконец-то узнает правду о своем прошлом, она была ослеплена собственным желанием найти покой в жизни, где любовь и даже желание больше не будут табу. Но в своем энтузиазме она отказалась признаться себе, что начинать это расследование слишком поздно: двадцать с лишним лет спустя шансы обнаружить улики практически равнялись нулю.
Ледяная морось, предвестница снега или снега с дождем, колола ей лицо. Она сунула руки в карманы парки и наткнулась на проспект, подаренный Людвигом. Грейс вынула его. Получается, у нее для исследования оставался единственный след: возможная связь между ее мучениями и легендой о гамельнском Крысолове. Гипотеза была очень туманной и иллюзорной. Возможно, выбор разноцветного одеяния ее мучителем был всего лишь случайностью. И тот факт, что Клаус Браунер жил близ Гамельна, весьма вероятно, тоже был тем, что в ее профессии именуется обманчивым совпадением.
Но что еще она могла сделать? Разве что вернуться домой и до конца своих дней проклинать себя, говоря, что не все предприняла для того, чтобы докопаться до истины. Теперь ей казалось невозможным погасить огонь мести, который она так разожгла. Она получит покой только после того, как заставит своего мучителя заплатить. Следовательно, должна проверить, если ли у легенды о Крысолове с флейтой реальная основа, даже если сама она в это не верит. Если это всего-навсего детская сказка, она тотчас оставит этот химерический, даже нелепый след.
Грейс доверилась совету Людвига Фреймана и направилась к городской церкви, словно взрослый человек, решивший добыть доказательства существования Деда Мороза.
Она хмуро подняла воротник и пересекла дорогу, чтобы войти в массивную арку, отделяющую новый город от исторической части.
Ощущение перемещения во времени было настолько сильным, что она остановилась. Широкий бульвар приглашал гостя войти, как входят в парк аттракционов, постепенно открывая внизу склона переплетение темных островерхих крыш, которые следовали друг за другом, словно примятые колпаки гномов. В конце центральная аллея отпускала руку туриста, чтобы рассыпаться лабиринтом мощеных улочек, каждая из которых звала осмотреть ее, погрузиться в ее тайны. Двинувшись дальше, Грейс четче разглядела неровные каркасы фахверковых домов, так сильно наклоняющихся по обе стороны узких проходов, что пешеходные дорожки, казалось, сами проложили себя между зданиями. Огненный свет фонарей, подвешенных над средневековыми дверями домов, отражался от блестящих мокрых мостовых и от фасадов песочного цвета. Там и тут виднелись вывески в виде пивной кружки, грозди винограда или резного ключа, которые, скрипя, покачивались на ветру, приглашая открыть двери игрушечных домиков, откуда лился теплый свет, приглушенный кружевными занавесками.
Атмосфера могла быть феерической, если бы улицы не были так пусты, – подумала Грейс, дойдя до места, где главная аллея разделялась на лабиринт улочек. Только одна пара туристов быстро прошла мимо нее, бросая вызов плохой погоде и холоду ночи. Без людей город уже не имел ничего волшебного, он казался почти тревожным. Как будто все жители спешно бросили свои дома.
Грейс посмотрела на табличку с силуэтом флейтиста, указывавшую многие направления, в том числе и к церкви, куда она сразу пошла по извилистой улочке. Рождественские гирлянды висели на фасадах, как плохо подстриженные брови, на островерхих крышах флюгеры в форме петухов скрипели, показывая направление ветра. Только эти негромкие острые крики сопровождали звук шагов Грейс. Она несколько раз оборачивалась, уверенная, что кто-то идет за ней, но видела только мелкую морось, которая постепенно усиливалась. Она невольно вспомнила семью в аэропорту, потом машину, висевшую у нее на хвосте по дороге к прежнему жилищу Клауса Браунера. Что это, разыгравшаяся фантазия или у нее все-таки есть основания для беспокойства?
Держась начеку, готовая дать отпор, она прибавила шагу и вышла на широкую мощеную площадь, на которой стояло каменное здание, чья зубчатая архитектура в стиле Ренессанс резко контрастировала со средневековыми домиками. Проходя мимо, она заметила металлическую табличку с позолоченным медальоном, в котором был выгравирован гамельнский Крысолов. Потом ее взгляд скользнул по надписи, выбитой на мраморной доске. Грейс пробежала ее одним глазом, спеша пройти в церковь, и только потом осознала, что прочитала. Она ожидала фольклорного рассказа, насыщенного поддерживающими легенду деталями для заманивания туристов. Но преамбула, написанная на нескольких языках, поведала ей, что данный текст является цитатой из Люнебургского манускрипта, датируемого 1440–1450 годами и составленного неким монахом. Это один из первых письменных документов, подтверждающий появление зловещего Крысолова с флейтой в Гамельне. Грейс просмотрела его, стараясь понять написанное при помощи своих скудных познаний в немецком:
Anno 1284 am Dage Johannis et Pauli war der 26. Juni
Durch einen Pieper mit allerley Farve bekledet gewesen
CXXX Kinder verledet binnen Hameln geboren
To Calvarie bi den Koppen verloren.
Текст был слишком сложным и, вероятно, даже не на современном немецком. Поэтому она внимательно прочитала английский перевод на соседней табличке:
В год 1284-й, в день Иоанна и Павла,
То есть 26 июня,
Флейтистом в разноцветной одежде
130 детей, рожденных в Гамельне, были уведены И потерялись в месте Кальвария близ Коппена.
Нигде прежде она не читала, чтобы сказочные сюжеты так точно привязывались к датам, местам и цифрам. Эта квазиисторическая версия странным образом подтверждала легенду и сказку братьев Гримм. Но на сей счет были возможны сомнения: все-таки это свидетельство было зафиксировано почти через двести лет после описываемых событий. В ту эпоху, когда были распространены самые фантастические верования, легенда могла успеть укорениться и затмить истину, если даже у происшествия была реальная основа.
