В тишине пустынной площади прозвонил колокол, сообщавший время: 19.30, и Грейс поспешила в церковь, любопытствуя, подтвердит ли данное посещение текст таблички. Она пошла в указанном направлении по узкому проходу, извивавшемуся между старыми наклоненными домами. Табличка сообщала, что улица называется Бунгелозенштрассе, то есть «улица без барабанов». Читая, почему она получила такое название, Грейс не смогла не вздрогнуть от неприятного ощущения: это было последнее место, где видели исчезнувших детей, и с тех пор здесь запрещались музыка и танцы.
Большая любительница чтения, привыкшая проникаться атмосферой вымышленных миров, Грейс не могла не представить, как более семисот лет назад сто тридцать девочек и мальчиков шли именно там, где ступала ее нога. Эти беззаботные счастливые души следовали в почти гипнотическом восхищении за флейтистом, уводившим их к их мрачной участи.
Перед ней вновь во всем ужасе возникла фигура в разноцветном одеянии с капюшоном. Она поспешила поскорее пройти эту улицу, вызывавшую болезненные воспоминания. Ориентируясь по многочисленным табличкам, она пробиралась между домами и наконец вышла на другую площадь, к гамельнской церкви с колокольней, тонкой, словно рыцарское копье. Она толкнула тяжелую двустворчатую деревянную дверь и, морщась от запаха ладана, который переносила с трудом, вошла. Она очень скоро поняла, почему Людвиг Фрейман указал ей это место. В глубине культового здания, в нише правого крыла, витраж четко изображал Крысолова. Нарисованный в профиль, в разноцветном одеянии, он шел впереди нескольких одетых в серое мальчиков и девочек на заднем плане.
Грейс прошла через пустынный неф и остановилась перед рисунком на стекле, который, к сожалению, оставил ее равнодушной. Даже хуже: витраж разрушил ее смутную надежду обнаружить доказательства историчности легенды. У нее возникло чувство, что перед ней веселая детская иллюстрация. Вся тревожность и реалистичность образа Крысолова были убраны и заменены симпатичной карнавальной праздничностью. Людвиг Фрейман слишком наивен, – сказала она себе.
Уже собравшись уходить, Грейс опустила глаза на надпись, ускользнувшую от ее внимания при входе, и поняла свою ошибку. Людвиг был прав.
Надпись гласила, что нынешний витраж – современная и полностью переработанная версия старого, погибшего витража. Источники между XIV и XVII веками свидетельствуют, что оригинальное произведение, сильно отличающееся от этого, было установлено в церкви около 1300 года, то есть вскоре после роковой даты 1284 года, и что, следовательно, оно являлось историческим свидетельством. С чего бы жители Гамельна изобразили столь мрачное событие в священном месте, если его достоверность не была несомненной?
Грейс подошла к поясняющей табличке и с огромным интересом обнаружила рисунок с выцветшими красками, сопровождаемый легендой: «Вот на что был похож оригинальный витраж, воспроизведенный здесь в акварели Августом фон Мёрсбергом, в 1592 году приехавшим из Эльзаса в Гамельн, чтобы расследовать достоверность истории о флейтисте и исчезновении детей».
В отличие от современного расплывчатого символистского витража рисунок поражал точностью изображенных деталей. На переднем плане, слева, занимая около четверти площади, стоял облаченный в одеяние из разноцветных полос Крысолов, держа возле губ свою флейту. Из-под ворота его платья выступало нечто напоминающее доспехи. На изображенном на заднем плане холмистом пейзаже видны были два оленя и олениха, лежащие перед лесом, а также деревушка Гамельн, с ее уже существующей гордой колокольней. Колония крыс убегала из Гамельна, направляясь к реке, где была нарисована маленькая лодка, в которой сидел музыкант. Выше, справа, было завершение истории, не оставлявшее места для разнотолков. Поднимаясь по холму, более высокому, чем прочие, флейтист направлялся к пещере, ведущей вглубь горы. За ним, точно сомнамбулы, вытянув руки, шагало множество ребятишек. Позади группы, на некотором расстоянии от нее, один из детей, упавший на спину, вытянул руку, словно крича последнее предупреждение своим обреченным товарищам. Возле смертельной бездны, рядом с вершиной, возвышались крест и виселица, мрачные символы того, что ожидало невинные души.
Теперь у Грейс не было ощущения, что она смотрит иллюстрацию к книге сказок, скорее тщательное изобразительное изложение столь ужасающего события, что оно должно было навсегда сохраниться в памяти в мельчайших деталях.
Хотя и поколебленная в своем мнении, молодая женщина все же не могла сразу отбросить все сомнения. Ей не хватало дополнительного доказательства, чтобы она решила продолжать расследование, основываясь лишь на этом следе.
И когда она дочитала до конца пояснительный текст под оригинальным рисунком, ее решимость рухнула. То, что она там узнала, потрясло Грейс.
Текст на табличке уточнял, что помимо нарисованной и передаваемой из уст в уста легенды, один из первых административных регистров города Гамельна, начатый в 1384 году, открывался этой простой, емкой и холодящей кровь фразой:
«Ровно сто лет назад ушли наши дети».
Глава 21
Потрясенная последним открытием, Грейс теперь была убеждена, что должна отрабатывать след мрачной гамельнской легенды. Набор доказательств в пользу подлинности события был достаточно весом, чтобы она сочла его историческим фактом, на который могла опереться в собственном расследовании. За более подробной информацией она решила отправиться в городской музей, адрес которого значился на каждом туристическом плакате.
Было ровно 20.12, а музей закрывался в этот день в 20.30. Определив его расположение по геолокатору своего телефона, Грейс поняла, что находится всего в минуте ходьбы от цели. Она пулей вылетела из церкви, едва не сбив с ног входившую в него пару. Ту же самую, которую встретила на улице полчаса назад. Оба удивленно посмотрели на нее, а она продолжила путь на Остерштрассе, пешеходную улицу. Краем глаза она отметила обилие традиционных позолоченных вывесок кафе и ресторанов, террасы перед которыми в погожие дни наверняка заполнялись туристами. Но сейчас, зимой, улица была почти пуста, лишь редкие силуэты передвигались в неярком свете небольших уличных фонарей, заменивших здесь фонари на стенах домов. В лицо и глаза хлестала морось. Наконец Грейс заметила фасад музея, ярко освещенный мощными лампами. Она толкнула входную дверь, укрытую под резной каменной аркой, и столкнулась нос к носу с Крысоловом, одетым в свой разноцветный наряд. Она в шоке резко отпрянула.
Сидевшая за стойкой молодая женщина с фиолетовыми волосами в изумлении уставилась на нее.
Грейс взяла себя в руки и попыталась скрыть смятение под иронией:
– А, так это не настоящий, а мне показалось… ну, ладно.
Сотрудница музея окинула ее пустым взглядом, после чего произнесла на английском:
– Боюсь, у вас не хватит времени обойти музей. Мы закрываемся меньше чем через пятнадцать минут.
– Я здесь не как туристка, я веду расследование уголовного дела, – с самым серьезным видом заявила Грейс, показывая свое служебное удостоверение. – Я бы хотела встретиться с тем, кто руководит музеем.
