– О ком?
– Я так и не узнал ни личность этого человека, ни даже, идет ли речь о мужчине или о женщине. Они говорили, что никогда не видели его лица. Они называли его просто «Пассажир».
Глава 29
Грейс открыла дверь хижины и вдыхала ночной воздух, слушая хрустальный шорох снежинок, падающих на сугробы. Ей требовались свежесть и спокойствие, чтобы осознать масштаб того, что ей сообщил Лукас. Хотя за годы работы в полиции Грейс довелось столкнуться с различными проявлениями человеческой жестокости и подлости, она не могла понять, как люди смогли дойти до осуществления безумного проекта Кентлера. Возмущенная одновременно безнаказанностью виновных и отсутствием реакции журналистского сообщества, она решила добраться до архивов департамента образования берлинского сената, чтобы до самого конца преследовать каждого виновного. Она должна любой ценой отомстить за этих невинных сирот. Даже если по некоторым случаям, имевшим место двадцать или тридцать лет назад, истек срок давности, других виновных еще можно было судить, и она была почти уверена, что те, о ком идет речь, не прекращали своей преступной деятельности. Она будет упирать на самые свежие случаи, чтобы правосудие всерьез взялось за дело. Ей оставалось лишь проверить, действительно ли существует упомянутый Лукасом Пассажир и действительно ли он дергает за ниточки эту подпольную сеть, которой она должна отрубить голову.
– Но всему свое время, – прошептала она, обращаясь к себе самой.
Сначала она должна завершить миссию, приведшую ее в эту хижину в самом сердце Шварцвальда: найти собственных мучителей. Она хотела увидеть ужас в их глазах, когда объявит им, что перед ними та самая маленькая Хендрике, которую они похитили и насиловали в подвале своего дома. Она мысленно слышала их мольбы, их оправдания, их извинения и, возможно, наглую браваду. Но она не знала, что с ними сделать. Ей было так трудно справиться с желанием задушить Скотта Дайса, что сомневалась, сможет ли не уступить этому желанию в следующий раз. И это желание ей, в конце концов, даже нравилось, потому что, увидев колебания в ее глазах, мучители испытают надежду. Возможно, самое худшее, что она могла им сделать, – это в свою очередь похитить и держать взаперти, чтобы они не знали, прикончит она их при следующем своем посещении или нет.
Удивившись, что способна придумать такую пытку, Грейс спросила, не попала ли она в западню замкнутого круга насилия. Но сейчас было не время для заумных рассуждений, и она позволила себе строить планы мести, как пороку позволяют обострять наши чувства, угрожая при этом самому нашему существованию.
Но, прежде чем встать перед выбором: правосудие или наказание, она должна была найти виновных в своих бедах. А чтобы добиться этого, ей требовалась помощь Лукаса.
Она закрыла дверь и посмотрела на молодого человека. Тот сидел ссутулившись, обхватив предплечья, словно обнимая и утешая себя, и смотрел на огонь, возможно уйдя в одну из своих феерических грез.
Видя его таким: одиноким, обреченным ради выживания выдумывать мир, построенный на лжи, она лучше, чем кто бы то ни было, понимала его страдание.
Грейс подошла, остановилась у него за спиной и деликатно, стараясь не напугать, положила руку ему на плечо. Он вздрогнул и испуганно обернулся, потом узнал ее и снова уставился на огонь в камине. Грейс медленно наклонилась, обвила руками его шею и положила голову на его плечо. Сначала она немного дрожала, робея от своей дерзости, от этого физического контакта, от которого давно отвыкла, и боясь реакции своего былого спасителя. Но спокойствие, с которым он, тоже избегавший близости с людьми, принял это, потрясло ее. Лукас нежно положил руку на щеку Грейс, и они сидели так в тишине этой хижины, затерявшейся в чаще леса.
– Я сменю тебя в твоем бою, в нашем бою, – шепнула Грейс. – Именно сегодня выбор мною этой профессии приобрел полный смысл, и я пойду до конца, чтобы разгромить их организацию…
– Они убьют тебя, чтобы не дать добраться до них.
– Это моя работа – не бояться их.
Лукас вновь напрягся.
– Страх… Оружие, с помощью которого они нас контролировали все эти годы: моего брата, сестру и меня. Мой приемный отец и его знакомые обращались с этим оружием с таким наслаждением и с такой ловкостью, что наверняка пользуются им ежедневно и в том числе в их пресловутом «плане»…
– Я все сделаю, чтобы отомстить за нас, Лукас, верь мне.
– Ты единственный человек на этой земле, кому я доверяю.
– Для начала я хотела бы найти тех, кто меня… уничтожил. Мне потребуется, чтобы ты вспомнил каждую минуту, что провел в Шотландии рядом с моими мучителями.
– Я постараюсь.
– Ты помнишь название места, где вы жили?
– Это было в глухой сельской местности…
Он закрыл глаза и сосредоточился.
Грейс оставила его размышлять и копаться в глубинах своей памяти. Вскоре Лукас встал и направился к маленькому буфету.
– Наш отец делал фотографии, чтобы доказать службам опеки, что хорошо о нас заботится. И всякий раз, когда он «наносил визиты» своим друзьям, он фотографировал нас в обществе наших насильников, как если бы мы были на веселом семейном пикнике. Я сохранил эти снимки, сказав себе, что однажды они, возможно, послужат правосудию, но… как ты теперь знаешь, у меня оказались недостаточно крепкие нервы для того, чтобы дойти до конца в моем стремлении.
Он опустился на корточки перед буфетом и извлек картонную коробку. А потом вернулся к Грейс, сел рядом и стал перебирать снимки, не показывая их ей. Он делал это быстро, едва бросая взгляды на изображение. Грейс мельком замечала фигуры в просторных садах, перед богатыми домами или в роскошно декорированных гостиных. Она заметила приветливые лица, общим для которых было выражение счастья. Держа своих жертв за плечи, взрослые демонстрировали свою радость рядом с детьми, которым приказали улыбаться. Такие фото не могли не вызвать восхищения ответственных за выбор приемных семей чиновников, которые поздравляли себя с тем, что доверили этих одиноких малышей таким милым педофилам. Почувствовав отвращение, Грейс отвернулась и смотрела в другую сторону до того момента, пока Лукас не окликнул ее.
– Вот… Да, это было там, – сказал он, внимательно рассматривая фото. – Помню, была осень. Даже теперь, когда смотрю на них, слышу, как муж хвастается, что так удачно выбрал свою добычу, прежде чем ее похитить… Он говорил о тебе как об охотничьем трофее и благодарил свою жену за то, что та дала ему возможность насладиться видом добычи перед тем, как разрешила ею овладеть. По его словам, она умело поддерживала его желание.
Он осторожно протянул фотографию Грейс. Та взяла ее и жадно всмотрелась. Сначала она испытала волнение, узнав Лукаса таким, каким он запечатлелся в ее памяти: его добрые черты, большие голубые глаза и эту падающую на лоб прядь волос. Он улыбался, возможно, огоньку надежды, который пытался сохранить горящим в своей душе. Рядом мальчик поменьше, чья улыбка выражала радость, а взгляд выдавал страх. Присмотревшись внимательнее, можно было заметить, как он изо всех сил сжимает своей ручонкой руку брата. Рядом девушка-подросток, темные волосы собраны в узел, слегка опущенная голова не позволяет четко рассмотреть черты лица. Сделала ли она это от робости или от страха? Справа от детей стоял Клаус Браунер, которого Грейс легко узнала, а слева – высокий рыжебородый мужчина с внешностью грузчика, одетого в костюм аристократа, и с отвратительным благожелательным выражением лица. А чуть в стороне была видна женщина.
