Что, если будет так: ее найдут мертвой. Поймут, что это наезд, зададутся вопросом, произошел ли несчастный случай или она бросилась под автомобиль? В любом случае Этьену Больё не поздоровится. Его будут подозревать. «Да ничего с ним не случится, он очень быстро встрепенется».
Клотильда ужасно устала.
Мы поступили бы так
Если бы начинали сначала
А сейчас на земле суббота
Всего лишь суббота…
Он приезжает, она его видит, она его хочет
Ее глаза довершают дело
В каждом ее движении,
В каждом жесте горит огонь…
«Проклятая песня… Какой сегодня день? Среда. Ну да, день детей. И залетела я в среду…»
Машина, поднимающая тучи пыли, скоро окажется рядом с ней, Клотильда оборачивается на ходу, прикидывает расстояние. Лица водителя она не различает, а тот вдруг жмет на педаль газа.
Пять метров, четыре метра, три метра, два метра, она группируется для прыжка.
81
2 января 2003
Кто-то стучит в дверь ее студии. Две собаки тут же подают голос.
Три сухих удара. Лили никогда так не делает. Она знает, что Нина живет в вечном страхе, и сразу подает голос: «Это Лили!»
Кто проник в приют? В девять вечера его закрывают для посетителей. Сотрудники до сих пор не подозревают о присутствии постороннего человека в этом убежище.
Нина не смеет шевельнуться. Она все еще под действием болеутоляющих, которые ей вчера прописали в больнице. Натягивает простыню до подбородка. Человек за дверью не унимается. Стучит снова и снова.
Она сжимает кулаки и кричит срывающимся голосом:
– Кто там?
– Я…
Нина узнает голос, успокаивается, начинает нормально дышать. Встает, натягивает длинный свитер, морщась от боли. Место укуса сильно болит. Пес испугался, когда она подошла слишком близко, и Нина его понимает. Ей лучше, чем кому бы то ни было, известно, что́ страх творит с человеком.
Нина проводит рукой по волосам, открывает дверь и видит на пороге огромный силуэт Этьена. Чувствует запах его одеколона. Ей хочется кинуться в его объятия, но она сдерживается. Во время их последней встречи в лионском кафе она ухитрилась так разозлить друга, что он сбежал.
Они не обнимаются. Он входит, осматривается, и его взгляд привлекает верстак с кисточками, клеем, бумагой, краской в тюбиках, проволокой, жемчужинами и кусочками мозаики… В центре сохнет ночник, его основание раскрашено в технике «сухой кисти».
– Вношу свою долю в бюджет. – Нина кивает на странное нагромождение разнородных предметов. – Делаю всякие штучки на продажу, деньги идут приюту… Как ты меня нашел?
– У меня полно осведомителей.
– Не ври…
– Больница…
Этьен смотрит на повязку, на голые ноги, выглядывающие из-под длинного свитера, и понимает, что к нему вернулась изящная худенькая подруга его детства. Вот только живет она в конуре, а в соседях у нее псы и коты. Как нищенка… Он оставляет свое мнение при себе – не хочет ее расстраивать. Она сейчас выглядит лучше, спокойная, почти умиротворенная. Хорошо, что сбежала из крепости и от психованного мужа, это явно пошло ей на пользу…
– Ты ведь никогда не уезжала из Ла-Комели. – Этьен не спрашивает, он констатирует. – И живешь тут… Сколько? Два года?
– …И два месяца.
– Рехнуться можно!
– Я боюсь, что он меня найдет.
– Дамамм?
– Да.
– Я им займусь.
Нина меняется в лице, она в панике.
– Никто не может заниматься сумасшедшими. Даже полицейские. Не встречайся с ним, он заставит тебя сказать, где я… Обещаешь?
– Ладно… – нехотя бурчит Этьен.
– Спасибо тебе… – В голосе Нины звенят слезы.
Она ставит на стол чашки, коробку с чайными пакетиками, и Этьен не решается сказать, что ничего не хочет.
– У тебя есть новости об Адриене? – спрашивает она.
Этьен чувствует укол ревности: он только что пришел, а она уже заводит разговор о другом.
– Похоже, он взял и все бросил – Париж, пьесы, светскую жизнь – и, если Луиза не врет, путешествует. Она иногда летает повидаться с ним… Сама знаешь, они всегда темнили… не могут, как все нормальные люди, пожениться и наделать детишек.
– Зачем ты пришел, Этьен?
– Хотел увидеться. В прошлый раз я взбесился из-за письма Клотильды… Жалел потом… Вскоре ты исчезла… а я не озаботился, идиот. Чем зарабатываешь на жизнь?
– Ничем.
Этьен смотрит недоверчиво.
– Я почти ничего не стою Лили. Хотела продать украшения, но она не позволила. Лили – директор приюта. Моя подруга. Спасительница. Она покупает мне кое-какую одежду на распродажах, обеспечивает зубной пастой, мылом и аспирином от головной боли. Белье я стираю у нее, овощи рву на ее огороде. Сколько хочу. Лили маринует, солит, парит, варит и печет пироги, а я помогаю управлять приютом и делаю всякую всячину на продажу для дней открытых дверей.
– Надолго тут задержишься?
– Не знаю.
– Это не жизнь, Нина!
– Уж какая есть…
– Ты ни в чем не виновата, а живешь как… рецидивистка!
– Еще как виновата! Я виновата в том, что вышла за Эмманюэля Дамамма.
– Тебе было восемнадцать, и ты потеряла деда, единственного члена своей семьи!
Она протягивает ему чашку, вздыхает и говорит:
– Попросишь Мари-Лор сходить на кладбище? Я не могу навестить дедулю и волнуюсь, в порядке ли могила. Пусть отнесет ему цветы… Но она не должна знать, что мы виделись.
– А ты не должна так жить!
– Мне здесь нравится. Мы давно знакомы, и я точно знаю, что ты думаешь об этом месте. Стены в трещинах, плесень в швах, оконная рама сгнила, но поверь мне, это райское место! Мне бы очень хотелось свободно гулять по городу, пить кофе на террасах, но я пока не готова. Эмманюэль меня ищет, в этом нет никаких сомнений. Назови меня психопаткой, если хочешь, но я в безопасности только рядом с Лили.
– Твою Лили зовут Элиана Фолон… Бывшая шлюха.
– …
– Даже в тюрьме сидела и…
– Уходи, Этьен.
– Не злись, Нина. Признай, ты имеешь обыкновение окружать себя странными личностями.
– Да, я злюсь! Ты явился сюда, чтобы облегчить совесть? Ну вот, сам видишь, со мной все в порядке, можешь возвращаться в Лион. И не смей очернять единственного человека, поддержавшего меня в минуту отчаяния и ничего не потребовавшего взамен!
